Андрей Жилин учился в группе Корсак, учился неважно, и знакомы мы были уже года два — еще до того, как черноглазая ведьма перевелась в наш университет и стала центром внимания. Нельзя сказать, что нас с Жилиным связывали дружеские отношения (скорее приятельские), но общий интерес у нас определенно имелся.
Андрей ответил на телефонный звонок и заметил меня первым. Отойдя от стены, у которой стоял вместе с друзьями, кивнул в сторону дальнего окна, подошел к нему и сел на широкий подоконник.
— Привет, Антон, — растянул губы в улыбке, пожимая руку. — Ну, как дела?
— Привет. Как всегда.
Я снял с плеча рюкзак, присел рядом с парнем и поправил очки. Поставив рюкзак на колени, расстегнул молнию, но содержимое не достал. Сказал, тоже усмехнувшись:
— Сначала деньги.
С некоторого времени наша договоренность все больше походила на торг и не всегда честный. У Жилина были свои интересы и по слухам — сомнительные увлечения. Именно из-за них ему приходилось вертеться, втираться в доверие студентам, и со всеми договариваться.
— Не доверяешь? Обижаешь, брат!
— Скорее сомневаюсь. Ты мне прошлый долг месяц возвращал. Скажем так: по-новому оцениваю риски. Так есть деньги? Или сам позже меня найдешь?
Жилин расстегнул куртку и залез во внутренний карман. Достал из бумажника деньги и передал мне. Я пересчитал.
Так и думал.
— Здесь не все, Андрей. Мы договаривались, что твои — пятнадцать процентов, а не двадцать. В прошлый раз я тебя предупреждал.
Жилин спрятал бумажник в карман и обнял меня за плечи.
— Предупреждал! Но, Тоха, будь человеком! Ты выкручиваешь мне руки! Ты же знаешь, что я решаю, я договариваюсь. Если кого-то и возьмут за яйца, то меня! Ты по-любому не при делах!
А вот в этом, как раз, я уверен не был.
— Жилин, не дави на жалость. Я сказал, ты согласился. Хочешь оплату по факту выполненной работы — ладно, давай. Но твои тут — пятнадцать процентов, а не двадцать. Иначе бы я не взялся. Это я не сплю по ночам, я сижу над формулами до рези в глазах и, заметь, делаю все в сроки. Я, а не ты.
— А кто виноват, что тебе по ночам больше заняться нечем, как писать за других курсовые? Это, Тоха, твоя личная жизнь!
— Согласен. Так я пошел? Найдешь деньги, приходи. Все готово, как договаривались.
— Придурок!
Я сбросил с себя руку парня и несильно пихнул его в плечо.
— От придурка слышу! Давай уже, Жила, не жмись! Знаешь ведь, что всегда выручу. Мне деньги не меньше твоего нужны.
Жилин с пониманием кивнул.
— Что, все-таки хочешь ехать? С проектом?
Я хотел, я очень хотел, но реальность рисовалась фиговая.
Улыбка пропала. От одного моего желания мало что зависело, пусть я и старался себя обмануть призрачным шансом.
— Хочу, но пока не уверен, что получится.
Андрей вздохнул и снова достал бумажник. Вынув из него две оставшиеся купюры, передал их мне, встал с подоконника, и демонстративно высыпал оставшуюся мелочь на ладонь.
— Вот видишь, Морозов, с чем ты меня оставляешь. Хоть бери и по миру побирайся! А у меня ведь тоже планы!
— Ничего, волка ноги кормят, а я сделаю вид, что не знаю, сколько ты на самом деле берешь за мою работу.
Я вынул из рюкзака лабораторные и курсовую. В этот раз пришлось потрудиться, чтобы успеть сделать все в срок, но мне было не привыкать. Соскочив с подоконника, протянул бумажные файлы Андрею и очень озадачился, когда он их не взял.
— Эй, Жилин!
— А вот и один из моих планов, — пробормотал Андрей. — Жаль только, что неосуществимый.
Жилин стоял, словно человек, огретый обухом по голове, и таращился распахнутым взглядом куда-то поверх моего плеча.
Удивившись, я тоже обернулся… и, кажется, зря.
Агния Корсак показалась в длинном коридоре с рядом аудиторий, и толпа студентов отхлынула в стороны, уступая ей путь.
Высокая и стройная, в белоснежной блузе и темной, узкой юбке, подчеркивающей крутой изгиб ее потрясающих бедер, Корсак шла, уверенно глядя перед собой и держа подбородок так, словно опустить его ей не позволяло ощущение собственной значимости и невидимой короны на голове, которую нельзя уронить.
Полные губы сомкнулись в гордую линию, черные глаза смотрят прямо перед собой… От одного ее появления время будто застыло, а вместе с ним замер и я, потерявшись в пространстве. Сейчас я так же, как все, следил за тем, как ее идеальные, длинные волосы цвета горького шоколада от движения шага рассыпались за ее спиной тяжелой, шелковой волной, касаясь талии. И снова в голову пришла мысль, которая приходила всегда, когда я ее видел.