Аноним № 3:
«Есть такой генерал Егоров. Агеев работал с ним и считает его учителем. Я заметил: половина ситуаций, которые у нас возникают в крае, возникают после встреч Агеева с Егоровым. Агеев мужик умный и по какому-то счету порядочный, однако чересчур интеллектуален, и вот принципа „этого делать нельзя, потому что этого делать нельзя“ — не знает. Хочется верить, что им движут добрые помыслы. Агеев хороший оперативник, сильный противник. Скорее комбинатор — может просчитать на десять ходов вперед… К подъёму Быкова и он приложил в своё время немало сил. Дружинин ему ближе — он бывший мент. Быков — чужой, Агеев мент по жизни. Если бы у него была другая профессия, он всё равно вёл бы себя как мент. Я думаю, что Агеев тоже использует Дружинина… Именно Агеев создал впечатление у Татарина, что Быков хочет его убить. Учитывая все пропажи людей, Данилова, Челентано, он, Татарин, мог поверить. В момент ареста Татарина Агеев был в Греции. Возможно, даже Агеев навёл греков на Татарина».
Андрей Лисицын:
«Дружинин — больной, дёргается, дрожит… Есть у тебя с Толиком „косяк“ — решай его, как у вас принято. Чё ты нас используешь?»
Помните, Марина Добровольская сказала: «Дружинин и Агеев внушили Татарину, что Быков его заказал и порекомендовали записать плёночку, чтоб предохраниться»? Это состоялось до ареста Татарина, где-то летом 1999 года, — такое обвинение выдвинул и текст «Коготь или правда?». Даже Юлия Латынина пишет в «Совершенно секретно» за месяц ещё до того, как Татарин отказался от своих показаний:
«Показания Татаренкова пахнут сговором с милицией. Почему-то все преступления, в которых подозревали его, приписываются другим людям из окружения Быкова. Так, чтобы милиция имела право таскать всех. Однако именно прочитав показания Татаренкова, венгерские власти отказывают Быкову в политическом убежище. /…/ И ещё. Очень информированные и очень ненавидящие Быкова люди заявили мне, что он не собирался убивать своего друга. Что это была ловко спланированная операция правоохранительных органов».
Может быть, Агеев и приложил силы к подъёму Быкова, пусть это утверждение останется на совести мента Анонима № 3 (он захотел остаться неизвестным публике, пусть остаётся, это его право). Но сам Быков во многих интервью уделяет Агееву так много негативного внимания, он не забывает о нём даже на своей пресс-конференции, посвящённой Лебедю, до такой степени, что становится голой правда — Быков воспринимает деятельность Агеева и в 1993—94 годах, и позже, и сейчас как враждебную себе. После же 10 октября 1997 года к Агееву присоединяется и Дружинин, смертельно обиженный на своего бывшего друга, голосовавшего в совете директоров практически против Дружинина и ушедшего в лагерь Василия Анисимова. С 1997 года действует тандем Агеев — Дружинин, враждебный Быкову. В письме из Будапешта от 13 марта 1999 года среди тех, кто бросился «прислуживать Лебедю ради личного удовлетворения», упоминаются опять Дружинин, Агеев. То есть Быков постоянно сознаёт, кто выступает против него. На КрАЗ давно (Быков лишь озвучивает это 8 декабря 1998 года) зарится хитрый мальчик Олег Дерипаска. Не простил Быкову увода из РАО ЕЭС России Красноярской ГЭС господин Чубайс. К январю 1999 года складывается полностью антибыковская коалиция. Очень важная новая сила входит в коалицию в декабре 1998 — январе 1999 года — генерал Лебедь. Но тяжёлую артиллерию — политическую власть в Москве — удаётся втянуть в антибыковскую коалицию только после того, как ЛДПР на своём съезде 11 сентября 1999 года выдвигает Быкова вторым номером в списке Жириновского. Тут же уже ясно, что ему не спастись. Если даже избрание Коняхина мэром маленького шахтёрского городка с 30 тысячами жителей вызвало такой прилив ненависти у Ельцина (правда, Юмашев подложил ему прямо на рабочий стол «Дело Коняхина»), если вопреки всем законам немедленно отправился в тюрьму избранный мэром Нижнего Новгорода Андрей Климентьев (а Климентьева никогда никто не обвинял в убийствах), то Быкова уроют. Это было ясно. Но Татарин дал сбой.