Вадим
Его глаза расширились, брови удивленно приподнялись – и тут же взгляд стал похожим на двух ядовитых ежей, а под скулами проступили желваки.
- Вадим – Михаил, - Яна представила нас друг другу, мое имя прозвучало вполне весело, его – уже на съехавшем тоне. Заметила: что-то не так. Встревоженно забегала глазами между нами.
Выходит, я не ошибся, когда подумал, что мы уже пересекались. И как-то не лучшим образом. Я его, разумеется, не вспомнил, а он меня, определенно, узнал. У медведя Миши с памятью явно было все в порядке, а вот моя в очередной раз подвела.
Он сказал «очень приятно», вполне так спокойно, убийственный взгляд пригасил, но руку пожал показательно. Как будто раздавить хотел. Мы сели, официант тут же подскочил с меню, что-то выбрали, заказали. Повисла гнетущая тишина – хоть шути тупо про родившегося мента.
Если б не это мое смутное чувство, что уже встречались, заподозрил бы банальную ревность. То, что у него к Янке до сих пор чувства. Хотя нет, сначала-то он выглядел вполне приветливым и доброжелательным – пока не узнал. Черт, что же это было-то?
Профессионально мы точно не могли сталкиваться, он уже лет десять в Канаде живет, как Янка говорила, и до сих пор играет. Чисто по спорту тоже – что лыжникам делить с хоккеистами? Да и вообще, я в Москве, он до Канады жил в Питере. Выходит, дорожку друг другу могли перейти только на больших зимних соревнованиях. Олимпиада? В Турин я не попал, значит, Ванкувер – как раз Канада, кстати. И что? Наступил на ногу? Сел на его место в столовой? Не так посмотрел? Потому что женщины точно отпадали, тогда я уже был с Динкой.
Стоп. Универсиады. Янка говорила, мы с ним ровесники. Я выступал на трех: в Тарвизио, в Инсбруке и в Турине. Он, скорее всего, тоже участвовал, если играл в молодежной сборной. И да, с девушками тогда все было… довольно горячо, особенно к финалам, когда тестостерон и адреналин работали в одной связке.
Я, конечно, никогда ни у кого женщин не отбивал, ни к чему не принуждал, даже не соблазнял. Не считая Динки, конечно. Необходимости не было, сами на шею вешались. Но если Миша положил глаз на ту, которая пошла со мной, это роли уже не играло. Вполне мог по-слоновьи обиду затаить на всю жизнь.
Надо бы, конечно, этот момент прояснить, иначе так и будем сидеть, расстреливая друг друга трассирующими пулями. Но не при Янке же. И «пойдем выйдем» тоже не скажешь.
Не успел я додумать эту мысль, как медвед посмотрел на меня косо в очередной раз и перевел взгляд на нее:
- Ян, ты посиди, мы пойдем покурим.
Та аж рот приоткрыла и глазами захлопала.
- Вы же… - наверно, хотела сказать «вы же не курите», но смекнула, что дело тут вовсе не в перекуре, и запнулась на полуслове. – Да, конечно.
Мы вышли на улицу и остановились у входа.
- Ну что, Чупакабра, - подчеркнуто спокойно бросил Михаил, внимательно наблюдая, как блондинка на Мазде пытается втиснуть машину туда, куда не поместился бы и велосипед, - может, доломать тебе уже ноги?
Я не удивился. Даже удовлетворенное такое вылезло: ага, значит, угадал. Потому что так меня звали только в спортивной тусовке. Дела давно минувших дней. Которые, тем не менее, запросто могли нагадить в настоящем.
Главное не суетиться. Потому что хренов медвед для Янки значит очень многое. И он отец Алекса, от этого тоже никуда не денешься. Поэтому придется разруливать. Осложнения мне ни к чему.
- Давай открытым текстом, Миша. Я тебя не помню. То есть промелькнуло что-то такое, что мы где-то пересекались, но когда и где – точно нет. У меня отвратительная память на лица. Я и Янку не узнал, когда снова встретил.
На его подбородке проступила суперменская ямка, глаза сузились.
- Как удобно, - хмыкнул он. – Ладно, напомню. Пересекались мы дважды. В Тарвизио и в Инсбруке. На Универсиадах. Лично не общались, но на прямой видимости находились. Я встречался с Мариной Ласкиной. Ее тоже не помнишь?
Марина Ласкина… Это имя мне вообще ничего не говорило. Но, по всему выходило, дело было в Тарвизио, потому что в Австрии я только переспал пару раз с биатлонисткой из Японии, еще в Хохфильцене, а потом, в Инсбруке, выгнал Янку.
И вдруг словно щелкнуло в голове. Нет, не вспомнил ни его, ни Марину эту самую, но сложил два и два. В Тарвизио на меня активно вешалась одна фигуристка, я, разумеется, не сопротивлялся, а потом сосед по комнате сказал: осторожнее, у нее парень хоккеист, здоровенный, как мамонт, свернет тебе шею. Видимо, на мамонта этого я посмотрел интереса ради, вот где-то на задворках памяти и отложилось.