Минут пять она ждала от меня каких-то действий. Не дождалась, протянула руку, тонко царапнула ногтем по груди, прокладывая тропу между шерстью. Потом стащила одеяло и уже плотно повела ладонью по животу – рискованным курсом на юг. Но до цели не добралась.
Перехватив кисть, я резко перекатил Янку на спину. Включил свет и, крепко стиснув пальцы, закинул ее руки за голову. Наклонился, глядя в упор и сжимая бедра коленями. Опираться приходилось на одно, но за последние дни уже приноровился.
- Попалась?
Глаза заметались испуганно. Правильно. Бойся, я страшный. Самый страшный из людей – это Чупакабр-злодей. Кстати, терпеть не мог, когда так называли. Да, давно это было.
- Вадим…
Заткнул ей рот, чтобы не болтала. Настоящий французский поцелуй, если подумать, мало чем отличается от секса. Тоже проникновение – начинаешь мягко, а потом заходишь сильно и глубоко. Дождался, когда начнет задыхаться и хныкать. Прикусывая по очереди верхнюю и нижнюю губу, провел по ним языком. Перебрался к уху, едва притрагиваясь к пушку на мочке, потом к шее, чувствуя, как вздрагивает под губами горло, когда пытается сглотнуть.
Самому бы не кончить при таком раскладе!
Ямочка между ключицами – вообще волшебное место. Прижать языком и считать толчки пульса. Заводит до темноты в глазах. А потом сами ключицы прочертить рельефно. И ниже – к груди, по ложбинке, где еще пахнет гелем, но уже тонко солоно от испарины. По мягким округлостям над голубым шелком. И… стоп. Ровно до границы. Ни миллиметра под нее.
Ага, начала ерзать и поскуливать. Значит, правильной дорогой, идете, товарищи. А это еще только старт.
Запихнул ее руки ей же под попу, чтобы не смогла вытащить. Эх, связать бы, но черт знает, как она на такие штучки смотрит. Потом выясним.
Сжимая ее бедра, в аккурат под шортами, прошелся губами и языком по внутренней стороне, где кожа сама как шелк. И по всем складочкам, не скрытым тканью. Тоже по границе.
Ну а теперь… Ну да, руками. Но только через пижаму. Одной - по сосками и под ними, ниже, по животу, и снова по груди. Другой – между разведенными ногами. Сначала плотно прижимая пальцами шелк к самым чувствительным местам, потом легко проводя одной лишь тканью, скользя сверху по коже. Снова и снова.
Лихорадочный румянец на щеках, рваное дыхание, приоткрытые губы и широко распахнутые глаза с огромными зрачками. Возбуждение и желание – как наркотик. Тонкой вспышкой – как думал о дамах Серебряного века с глазами, бездонными от атропина и кокаина. В тот вечер, когда не сомневался, что Яна потеряна для меня навсегда.
Я и сам уже торчал на грани. Расперло так, что коснись хоть пальцем, и было бы достаточно.
Ну нет. Сначала она. И именно так. Даже если придется провозиться до утра.
До утра не понадобилось.
Извиваясь под моими руками, как змея, запрокинула голову, застонала. Пальцы на ногах поджала, стягивая ими простыню.
Как же я хотел ее – именно сейчас, поймать эту судорогу внутри. Хватило бы пары секунд, чтобы догнать, слиться с ней.
- И что это было? – спросила, едва отдышавшись.
- Дай подумать. Может, оргазм?
Так, барышня, мы разговаривать будем? Или спасение утопающих – дело рук самих утопающих? Ты как, предпочтешь наблюдать, или мне в ванную поскакать с костылем?
- Какого хрена, Чупин?
- Ну ты же потребовала убрать руки из твоих трусов, я и убрал.
- Бли-и-ин!!!
- Вот-вот. Сначала хрен, а потом блин. Русская национальная кухня. Будьте осторожны в своих желаниях, они могут сбыться. Знаешь, как бывает? Выкатят устный запрет, а потом, чтобы его отменить, надо собрать двадцать бумаг в пяти экземплярах, и каждый с круглой синей печатью.
- Ну и не надо!
Надулась, отвернулась и поползла на свою сторону.
Ага, щаз! Разбежалась. То есть расползлась.
Поймал за резинку шорт, подтянул обратно.
- Стоять! С моей стороны таких распоряжений не поступало.
*строки из стихотворения Вадима Шефнера
30
Яна
Это, наверно, чисто бабское – настроить планов на миллион лет вперед и дальше, вплоть до того момента, когда погаснет солнце. Или чисто мое. Из тех мужчин, с которыми довелось общаться, неважно, в личном плане или по-деловому, такой дурью не страдал никто. Уж казалось бы, жизнь должна была научить меня жить по обстоятельствам, но я ничего не могла с собой поделать. Возможно, и работа со строгим регламентом этому способствовала, но мне требовался перспективный план. И пусть он потом двадцать раз пойдет псу под хвост, но это потом. А сейчас – я должна была знать, куда плыть. Ну хотя бы в каком направлении.