- Ну елки! – захныкала я, пытаясь вывернуться, поскольку Вадим добрался до безумно щекотного и возбудительного места, где начинает раздваиваться попа. Прямо искры из глаз.
- Еще скажи, что тебе не нравится.
- Нра-а-авится!
- А так?
Трудно сказать, до чего бы дошло, если б в ноги не бросился Борис, попытавшийся притвориться некормленым – а вдруг прокатит? Вадим отвлекся на него, а я сбежала на кухню.
Ну да, как же! Далеко удрала.
- Ну что, в догонялочки поиграем? Пользуешься, что дедушка с костыликом?
- Дедушка! Да ты любую молодуху ушатаешь.
- Я стараюсь. Чтобы у тебя даже мыслей не возникло о ком-то еще. Когда уеду.
Вот спасибочки, напомнил!
- Тогда на ход коня очень сильно придется постараться, - ну как тут было не подколоть? - Про запас. Чтобы не возникло.
- На ход коня, говоришь? – Вадим зажал меня в угол, сгреб за задницу и укусил за ухо. – Сильно? Ладно, я запомню. Если до пяти считать не разучился, в субботу ты уже будешь годна к употреблению. Будет тебе... на ход коня. Походка «тридцать лет в кавалерии». Сможешь табуретку между ног носить. Устала – присела.
- Чупин, а у тебя ничего не сотрется? – я с рычанием впилась когтями ему в пузо. - Этот самый, как его? Графитовый стержень? Мы писали, мы писали, наши пальчики устали. Хоба – а там уже ма-а-аленький карандашик. Совсем-совсем маленький. Провалился внутрь и потерялся. Ищи потом с фонарем.
- Ты хоть знаешь, для чего графитовый стержень используют, каракатица? Для электросварки. А еще в ядреном реакторе. Чтобы управлять размножением быстрых нейтронов. Не сотрется. Все сварим как надо. И размножим.
Вообще-то меня всегда коробило от грязных и грубых словечек в постели и ее окрестностях. Не говоря уже о явных пошлостях. Но с ним было в кайф. Чем глупее, тем лучше. И слушать, и говорить. Вот уж точно, важно не что и как, а кто говорит. И кому.
Мы хохотали, как два идиота, и целовались – тоже по-идиотски. То по-собачьи вылизывали друг другу физиономии, то пытались откусить языки. Возились, щипались, толкались, хотя тут, конечно, приходилось быть поосторожнее. А кончилось все ожидаемо: всякими разнузданными орально-мануальными безобразиями на первой попавшейся твердой поверхности. И на второй, и на третьей.
И только уже ночью, обвившись вокруг него и почти засыпая, я спохватилась:
- Ой, забыла спросить. Встреча-то твоя нормально прошла? Все в порядке?
- Ну… - не сразу ответил Вадим. – Вроде да. Пока еще не знаю. Столько гемору с этой продажей.
Утром, когда мы ехали в академию, я насторожилась, услышав, как Вадим ответил на звонок:
- Да, Ирина, доброе утро.
Так, стоп, Яна. Никакой ревности. Сразу – прекрати это в зародыше. Он может общаться с миллионом баб. Как, кстати, и ты общаешься с миллионом мужиков. По делу или по-дружески – неважно. Или свято веришь, что ты единственная, как он сказал, или не стоит даже затеваться.
Впрочем, это не помешало мне прислушиваться краем уха. Самым краешком.
- Да, понял… Хорошо, подъеду. Только я до пяти в больнице. В полседьмого? Отлично. До вечера, - и уже мне, закончив разговор: - Ян, сможешь меня вечером до Восстания подкинуть?
- На улицу Восстания или к метро?
- К метро. Соседний дом. Не знаешь случайно, кто такой Дарьялов?
- Фамилия знакомая, - задумалась я. – Чиновник, вроде, какой-то важный. Нет, не помню. Погугли. Это тоже по филиалу?
- Да. Черт, столько всего надо до отъезда успеть, а я тут с коленом подвязан.
Разговор перескочил на что-то другое, а на работе стало резко не до того, с кем там Чупин собирается встречаться. Сразу после записи Валя передала, что меня ждет Лушников. Прямо дежавю.
- Привет, Ян, - сказал Витька, когда я зашла в кабинет. – Тут у нас вчера по твоей передаче разговор был…
- Ясно, - вздохнула я.
Передача шла в текущем формате уже четыре года – для утренней развлекушки возраст Мафусаила. Вопрос стоял ребром: продлевать еще на год или снимать из сетки. Ведущие подписывали контракт на один сезон. Мой заканчивался в конце августа. Если передачу убирали из эфира, а для меня не находилось новой, это означало, что после отпуска я свободна, как ветер. Идти снова в репортеры или редакторы – ну нет, спасибо.
- На вот, полистай на досуге, - передо мной на столе оказалась красная папка с логотипом канала. – Воскресное ток-шоу и вечернее соло-интервью по будням. Ты, Крынский и Банщиков. Каждый в июле запишет по два пилота. Будем выбирать лишнего.