Смотреть правде в глаза оказалось неожиданно очень больно - изнутри что-то неприятно кольнуло, и я с силой сжала кулаки, стараясь справиться с накатившими эмоциями. Встала, чтобы отвлечься, и подошла к Рыму.
Завидев меня, орк поднял глаза от карты.
- Скоро выдвигаемся, - сказал он тихо. - Поедешь со мной?
Это был, скорее, не вопрос, а утверждение, но я, тем не менее, кивнула. А потом так же тихо спросила:
- Зачем нам Тропа Оракула, Рым? Что ты хочешь у него спросить?
Глаза орка опасно вспыхнули. Он отложил карту и взял меня за руку, обронив:
- Пойдём.
Я не очень поняла, куда именно мы пойдём, но послушно потрусила за Рымом.
Мы отошли от лагеря всего на десять шагов, скрывшись за ближайшими кустами. Магический огонёк Браша каким-то чудом не отставал, и только благодаря этому я не сломала себе шею. Если вы когда-нибудь были в ночном лесу, то сможете меня понять.
Рым остановился очень резко, развернул меня лицом к себе и, положив свои руки мне на плечи, чуть сжал их.
- Ты ведь знаешь, что такое Тропа Оракула, Линн? Верно?
Я кивнула. Ещё бы мне не знать! Только Милли пошла туда в самом конце книги. А мы прёмся сейчас, и не понятно, за каким хреном Рыму это понадобилось.
Тропа Оракула - кратчайший путь в Лианор. Но им пользовались только те, кому действительно нужно было к Оракулу, чтобы что-нибудь у него спросить. Он давал ответ на один вопрос, и только раз в жизни, дважды попасть к Оракулу было невозможно.
Но дело не только в этом. Пришли - спросили - ушли, дело житейское. Тропа Оракула всегда испытывала людей, причём никто заранее не знал, какой сюрприз она приготовила именно для него. Если ты не справлялся с испытанием, то не имел права идти к Оракулу, нужно было поворачивать обратно.
И проходить эти извращённые "испытания" мне вовсе не улыбалось. Оракул имеет весьма странное чувство юмора... да, пожалуй, моё чувство юмора. Я помню, как придумывала его. Но тогда я в тёплой комнате сидела, попивая сладкий чай, а сейчас... Я не хочу! Я боюсь!!
Кажется, я сказала это вслух, потому что Рым вдруг усмехнулся, наклонился ближе к моему лицу и прошептал:
- Совсем недавно ты уверяла, что ничего не боишься, маленькая.
Я вздохнула. Да, так было... Но, наверное, в другом мире. Этот, созданный мной самой, действительно меня немного пугал. И хуже всего было именно осознавать то, что я сама всё придумала, сочинила и описала. Но фантазии фантазиями, а жизнь жизнью. И мне совсем не улыбалось проходить испытание Тропы Оракула. Тем более что я представляла, каким именно оно будет.
Я уже открыла рот, чтобы ответить Рыму, как вдруг поняла - он наклонился уже так близко, что я не вижу его лица. Зато чувствую обжигающее дыхание на своей щеке.
- Всю свою жизнь я ненавидел людей, Линн, - от хриплого голоса Рыма у меня почему-то странно, но радостно забилось сердце. - Ненавидел с того самого дня, как твои сородичи сожгли мою деревню, убив на моих глазах мать, отца и сестру. Никого не пощадили, даже детей. Меня спасло только то, что с раннего утра я ушёл в лес за ягодами для праздничного пирога - на следующий день сестре должно было исполниться пять лет - и когда вернулся, то застыл, увидев свой горящий дом, мёртвые тела соседей, родителей, которых забивали камнями, плачущую сестру. Они прирезали её, как свинью, Линн. А меня спасло только то, что от страха я даже пошевелиться не смог. И потом я тысячу раз проклинал себя за трусость, за то, что отсиживался в кустах, пока твои сородичи убивали моих родных и знакомых.
- Рым... - прошептала я, чувствуя, как в глазах закипают слёзы, как сжимается в комок сердце от осознания собственной вины - ведь это я сделала! Не они, мои "сородичи", а я! Потому что именно я написала эту жуткую историю когда-то на страницах собственной книги.
Но Рым не дал договорить, прижавшись губами к моей щеке, оглушая своим горячим шёпотом.
- Понимаешь, почему, увидев тебя, я так отреагировал? Понимаешь, почему называл человечиной? А потом я совершил свою самую большую ошибку, когда решил прощупать тебя, чтобы понять, есть ли в тебе нечто, чего нам стоит опасаться. И, заглянув в твои глаза, я провалился очень глубоко. Я видел твою душу, я коснулся её, и это было так... радостно и сладко... и в то же время - очень больно, Линн. Как будто кто-то сделал мне удивительный подарок, а потом - почти сразу - отнял, и отнял навсегда. А я не хочу... не хочу отпускать тебя, маленькая...
Мысли у меня путались. Я совершенно точно сходила с ума. От голоса Рыма внутри меня всё вздрагивало, билось, звенело и словно пускалось в пляс. От его рук, которыми он осторожно меня обнимал, по всему телу разливалось нежное, ласковое тепло, и казалось, что оно может согреть меня не хуже норковой шубы.