— Ты не хочешь, чтобы я уезжал, верно?
Она кивнула.
— Поэтому ты не заинтересована в том, чтобы рассказать мне правду, — уже не вопросительно, а утвердительно сказал Серов.
Она вздохнула. Холмики грудей под водолазкой поднялись и опали. Серов видел очертания жёсткого бюстгальтера под трикотажной тканью. Судя по всему, это было гадкое и грубое изделие из поролона. По центру чашечек угадывались поперечные швы. Похоже, вчера на ней был тот же самый лифчик: его руки ещё помнили ощущение неподатливой брони. А ещё его руки помнили атласную нежность белой кожи, расцветающей розовым жаром под звонкими ритмичными шлепками.
Не стоило об этом вспоминать! Его член опять напрягся в брюках.
— Значит, ты будешь мешать моему расследованию, — он понизил голос и чуть свёл колени, сминая складки Юлиной юбки.
Маленькая грудь снова затрепетала. Вероятно, Юле не понравилось, что он переходит её личные границы, очерченные мешковатой одеждой. Так цветущая клумба очерчена старой автомобильной покрышкой — чтобы хулиганы не помяли чахлые растения. Он нагло сомкнул колени, символически беря Юлю в плен. Она издала протестующе-испуганный возглас и дёрнулась. Серов напряг мышцы ног. Член чуть сдвинулся в трусах и распрямился вдоль левой ляжки. Хорошо, что складка на брюках надёжно его прикрывала. Английские портные знали толк в пошиве мужских костюмов.
— Я не буду вам мешать! — воскликнула Юля. — Просто я ничего не знаю. Я же кассир.
Я выдаю деньги по приёмо-сдаточному акту и проверяю, чтобы там стояли подписи Андрюшеньки и кого-нибудь из менеджеров — Анжелы или Сан Саныча. Вот и всё! Иногда Антон Львович сам подписывает акты — тогда я тоже выдаю клиентам деньги. Больше ничего.
— Говорят, все на тебя жалуются — клиенты, главбух, директор, — строго сказал Серов. Она опустила голову.
— То недостачи, то излишки, — продолжил он, находя какое-то извращённое удовольствие в наблюдении за предательским румянцем, который разгорался на щеках девушки. Щёки, ягодицы — она быстро краснела. — То документы теряешь. Мне посоветовали подумать о твоём увольнении.
Ему это не советовали, но молчаливую замкнутую кассиршу следовало припугнуть. Ему нужно, чтобы она сотрудничала со следствием, — то есть с ним.
— Ох нет! — встрепенулась Юля, отвлёкшись от созерцания колен, обнимавших её ноги.
— Пожалуйста, не увольняйте меня! Меня убьют дома, если я перестану приносить деньги. Знали бы вы, как трудно найти работу в Невиннопыске!
— В Москве тоже трудно, — согласился Серов, — так что я прекрасно тебя понимаю.
— В Москве есть выбор, — возразила Юля.
— Выбор — это иллюзия.
— Хотите меня уволить?
— Не то чтобы хочу...
Он сделал выразительную паузу: мол, это я не такой злой, это экономическая целесообразность, ничего личного.
— Не увольняйте меня, пожалуйста, — жалобно попросила Юля, — мне нечем будет кормить Грея.
— Кто это — Грей?
— Моя собака. Он хромой: поджимает заднюю лапу. Мама и отчим выгонят его, если я не буду зарабатывать ему на еду. И тогда Грей пропадёт: хромая собака в хозяйстве бесполезна.
Серов ощутил долгий и болезненный укол прямо в сердце. Каким-то образом эта мелкая мазохистка умела разводить его на эмоции.
— Хорошо, посмотрим. Но ты должна будешь кое-что для меня сделать.
19. Вторая отмазка Серова
— Это невозможно, — с трудом вымолвила Юля.
Краска с её щёк сошла, и глаза засияли как влажные изумруды на белом полотне. Бледные губы затряслись. Что привело её в такое паническое состояние? Серов осторожно поинтересовался:
— Почему?
— Потому что я... Я. — она смешалась, прикусила губу, и Серов понял, что она в одном шаге от истерических рыданий.
Теперь было ясно, что имела в виду Анжела, когда говорила: «С ней всё не так». Он раздвинул ноги и отъехал задом по столу, чтобы не смущать нервную девицу. Он ей даже юбку не помял, а она реагирует, как будто повстречала банду насильников с большой дороги.
— Успокойся и постарайся сосредоточиться, ладно?
Она кивнула и шмыгнула носом:
— Я девственница. Я не могу сделать то, что вы хотите. Увольняйте меня! А лучше сразу убейте!
— Ах ты ж грёбаный ты. — начал Серов и заткнулся. Выдохнул. Произнёс тихим и проникновенным голосом: — Послушай, Юля, мне твоя девственность. — он хотел сказать «на хрен не упала», но вовремя заменил на более нейтральное выражение: — не так интересна, как тебе, должно быть, кажется. Я никогда не интересовался маленькими девочками — даже когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе. Я всегда предпочитал взрослых и адекватн. м-м-м здравомыслящих женщин, которые знают, чего хотят.