Серов наклонился и заглянул в прорезь, отпихивая Гошу, который тоже пытался пролезть к окошку. Там сидела женщина лет сорока и читала книгу. Увидев покупателя, она подняла голову, и Серов внутренне ахнул. Те же мечтательные зелёные глаза за толстыми линзами очков, та же бледность щёк, та же русая коса, лежащая на плече. А ещё — седина на висках, морщинки и тёмные круги под глазами. И невыносимое ощущение одиночества и меланхолии, исходившее от этой женщины, как аромат от увядшего цветка. Такой будет Юля через двадцать лет, если он оставит её здесь.
— Доброе утро, — сказал он и неожиданно спросил: — Что вы читаете?
Она подняла книгу и показала обложку: «Грозовой перевал», Эмили Бронте. Серов не читал эту книгу, но судя по парочке на обложке, это была любовная драма.
— Я ищу вашу дочь Юлю.
— А вы кто?
— Директор «Норда».
— Антон Цуканов — директор «Норда».
— Больше нет, — сказал Серов. — Вместо него я назначил руководителем Сан Саныча. А я — генеральный директор из Москвы. Юля вам про меня не рассказывала?
Наташа закрыла книгу.
— Она дичок у меня, ничем не делится. А вчера ночевать не пришла...
Серову многое хотелось сказать о том, как нужно воспитывать дочерей, чтобы они делились с матерями переживаниями и приходили ночевать домой. Дичок! Какое удобное прозвище для заброшенного и запуганного ребёнка!
— Она ночевала у Курякиных, а потом пропала вместе с Андреем. Вы не знаете, куда они могли пойти? У вас есть какие-нибудь предположения?
— Так на работу, — сказала Наташа. — Они всегда ходят на работу вдвоём.
— Мать, ну как ты не понимаешь! — вклинился Гоша, протиснувшись под рукой Серова к окошку. — Если директор сам пришёл за Юлей — значит, она не появилась в офисе!
— Может, в город поехали? В кино?
— В пижамах?! — воскликнул Гоша.
— В каких пижамах?
— Неважно, — сказал Серов. — Наташа, подумайте, пожалуйста. Нам нужно найти ребят, пока не случилось чего-то плохого.
Вдобавок к тому, что уже случилось. Наташе лучше не вникать в подробности.
— Знаете, — задумчиво сказала она, — Юля иногда кормит лебедей где-то на берегу Пы-сы. Она говорила, что у них недавно цыплята вылупились, и они подплывают к ней за хлебом.
— Мать, ну ты даёшь! Ты думаешь, Юлька прогуляла работу, чтобы пойти кормить лебедей?
Наташа пожала плечами.
— Постойте, она что-то говорила об этом, — вспомнил Серов. — У неё есть секретное место около родника. Ниже по течению, если считать от дачи Цуканова. Гоша, ты знаешь,
где это?
— Знаю, — ответил он. — Пешком через лес — минут тридцать.
Он покосился на грозовые тучи, уже посверкивавшие короткими белыми всполохами. Но грома ещё не было.
— А если на машине? — Серов занёс палец над экраном телефона, собираясь вызвать Ваню.
— А на машине не получится, туда дороги нет.
— Тогда пошли, не будем терять время.
— Стойте! — крикнула Наташа, когда они отошли от ларька. — Яблок хоть возьмите!
Серов вернулся к ней, взял яблоки. Не удержался и задал вопрос, который давно его волновал:
— Зачем вы с ним живёте? С этим своим... Смирновым. Он же плохой муж, плохой отец, а как человек — совсем дерьмо. Что вас держит рядом с ним?
— Благодарность, — просто ответила Наташа. — Он помог мне, когда все от меня отвернулись.
В лесу шумело так страшно, что, казалось, деревья начнут ломаться. А через минуту полыхнула молния, над головой прогрохотал гром и с неба полился густой тяжёлый дождь. Он пробивал кроны деревьев и хлестал по плечам. На песчаной тропинке запузырились лужи. Серов поднял воротник пиджака и попрощался с итальянскими ботинками. Гоша втянул голову в плечи и изредка проводил пятернёй по лицу, сгоняя воду.
— Долго ещё? — спросил Серов.
— За линией Маннергейма свернём направо и через километр выйдем к реке.
Серов напрягся:
— Послушай, Г оша, я не знаю, чему вас учили в спецшколе, но линия Маннергейма проходила по Карельскому перешейку. Это за тысячу километров отсюда. Около Санкт-Петербурга.
Гоша остановился и с обидой посмотрел на Серова:
— Я не тупой, я знаю, где проходила линия Маннергейма. Я про учебный танковый полигон — тут недалеко военная база, они перекопали половину леса и понастроили всяких блиндажей.
— Понятно, местный сленг, — Серов смутился. Снова грянул гром. Серов повысил голос, чтобы перекричать шум ливня: — Я не считаю тебя тупым. Раньше считал — теперь нет. И это... извини, что резко тормознулся, когда мы ездили к цыганам. Никакого зайчика не было, я просто хотел сломать тебе нос.