«Как же я дошел до такого? — с изумлением думал Торак. — Я уже в Лес боюсь один войти!»
И он вспомнил, как с полмесяца назад Ренн говорила ему:
«Вот так все и начинается. Сперва она посылает что-нибудь маленькое, что-нибудь совсем крошечное, какое-нибудь ночное существо. Нечто такое, что и в руках удержать невозможно. Эти серые бабочки — только начало. Посеянный ею страх будет расти, ибо именно он питает ее, делает ее сильнее».
Где-то вдали прокричал филин:
«Уу-гу, уу-гу!»
Торак схватил палку и со злобой ткнул ею в костер. Нет, он больше не в силах это терпеть! Он же совершенно готов: у него полный колчан стрел, а кончики пальцев на руках до сих пор еще болят, так старательно он шил себе новую зимнюю одежду. И нож с топором так остро наточены, что и волосок на лету разрезать сумеют.
Если б только знать, где искать эту проклятую Эостру! Она укрылась в своем горном логове, точно паучиха опутав весь Лес своей магической паутиной, и теперь способна почувствовать даже самое легкое дрожание тонких нитей. Она прекрасно понимает: Торак непременно станет ее преследовать, и хочет этого. И он непременно попробует ее найти. Только не сейчас. Потом…
Торак нахмурился, проклиная собственную трусость, и попытался прогнать эти мысли, глядя на мерцающие угли костра.
Очнулся он, лишь услышав, как кто-то окликает его по имени.
Дрова в костре прогорели. Вороны снова улетели к себе на дерево.
Но звавший его голос ему совершенно точно не приснился. Он его действительно слышал! И голос был такой знакомый — невыносимо знакомый. Нет, это совершенно невозможно!
Вскочив, Торак выхватил нож. Но, достигнув границы круга, по которой были расставлены шесты с пучками можжевельника, охранявшие стоянку племени, невольно остановился. Постоял немного, расправил плечи и решительно двинулся в глубь Леса.
Ярко светила луна. И сосны точно плыли в белом море тумана, просвеченного лунными лучами.
Чуть выше по склону холма что-то шевельнулось и тут же вновь пропало из виду.
Торак встал, задохнувшись, но не решаясь вздохнуть полной грудью и глотая воздух маленькими, поверхностными глотками. Ему опять стало страшно: страшно идти дальше, страшно преследовать того, кто там прячется. Но он должен это сделать! И он заставил себя лезть дальше, вверх по склону, цепляясь за колючие ветки подлеска и царапая руки.
На середине пути Торак остановился и прислушался. Тишина. Лишь неприятно шуршат, стекая по веткам, капли сгустившегося тумана.
Что-то щекотно коснулось его правой кисти.
У основания своего большого пальца он увидел серую ночную бабочку, которая пила кровь, выступившую из крошечной ранки.
— Торак… — послышался из лесной чащи чей-то молящий шепот.
Ужас насквозь пронзил ему грудь, ледяными пальцами стиснул сердце. Нет, нет, это невозможно!
Торак полез выше.
Сквозь клочья тумана он разглядел возле валуна силуэт высокого мужчины.
— Помоги… — прошелестело оттуда.
Торак ринулся вперед.
Но знакомый силуэт уже растаял во тьме.
И возле валуна не осталось никаких следов; лишь слегка покачивалась низко склонившаяся ветка дерева. Но чуть дальше за валуном Торак обнаружил старое кострище. Дрова догореть не успели, но уже остыли и были покрыты слоем серой, влажной от тумана золы. Торак долго смотрел на кострище, имевшее форму звезды. Нет, быть этого не может! Только он сам и еще один-единственный человек на свете могли так выложить дрова в костре!
— Оглянись, Торак.
Он резко обернулся.
В двух шагах от него из земли торчала стрела.
Торак мгновенно узнал эту стрелу по оперению. И понял, кто ее сделал. И ему до боли захотелось хотя бы прикоснуться к этой стреле.
В страшном волнении он облизнул пересохшие губы, но и во рту у него тоже пересохло.
— Это ты? — спросил он хриплым от страха и затаенной надежды голосом. — Это ты?.. Отец?
— Все-таки вряд ли это был он, — сказал Фин-Кединн.
— Это был он! Мой Отец! — повторил Торак, тщательно скатывая свой спальный мешок. — И это была его стрела, и костер тоже он сложил, и голос принадлежал ему. Это был дух моего Отца.
Фин-Кединн, сидевший у входа в жилище, ударил посохом о землю.
— Чужим голосам многие подражать умеют. А те, кто хорошо знал твоего отца, помнят, как он поленья в костре выкладывал. Что же касается стрелы…
— Я понимаю, — прервал его Торак, — любой мог его стрелу найти. Я ведь тогда так его в Лесу и оставил. И никаких рябиновых веток, никаких ритуальных песнопений… Я только и успел кое-как Метки Смерти нанести. Ничего удивительного, что его дух так и не обрел покоя.