Кузина, потерявшая дар речи, потянула меня прочь. Но экипаж уже уехал без нас, и она тяжело вздохнула.
– Объясни мне, дорогая кузина, почему мы покинули теплый, шикарный экипаж ради прогулки здесь… – Она показала зонтиком на ряды разделочных столов с различными частями животных, завернутыми в коричневую бумагу. – Запах совершенно ужасающий. А общество еще хуже. Со мной никогда в жизни не разговаривали так грубо.
Я придержала свой скептицизм относительно её последнего замечания. Мы больше недели провели на борту океанского лайнера, развлекаясь с карнавальной труппой, известной своей распущенностью. Пять минут знакомства с ее молодым хозяином показали, что он воплощение дьявола. Во многих смыслах.
– Я хотела сама посмотреть мясницкий квартал, – соврала я. – Может быть, он подскажет идею главного блюда. Как ты относишься к жареной козлятине?
– После того, как я увидела, как козлу отрубают голову, или до? – спросила она с таким видом, будто ее вот-вот вырвет. – Ты же знаешь, что для этого существуют поваренные книги? Для вдохновения не нужно таких усилий. Или бойни. Клянусь, тебе не хватает смертей.
– Не глупи. С чего ты так решила?
– Одри Роуз, оглянись. Из всех районов города ты выбрала прогулку по этому.
Я оторвала взгляд от ощипанной курицы, которая планировала вот-вот присоединиться к расчлененному козлу, и, стараясь сохранять невозмутимость, осмотрелась. Кровь монотонно капала с множества деревянных столов и разбрызгивалась по земле.
Судя по различным оттенкам потеков, улицы не мыли даже после целого дня активного разрубания животных. В трещинах брусчатки змеились алые и черные прожилки – старая смерть встречалась с новой. Запах меди и экскрементов щипал глаза и волновал сердце.
На этой улице смерть была ощутима. Мечта убийцы.
Лиза обошла ведро с прихваченной инеем требухой. Ее теплое дыхание, тающее в холодном воздухе, напоминало пар от кипящего чайника. Не знаю, что раздражало ее больше: количество внутренностей или их почти замороженное состояние. Я поразилась клубящейся внутри меня тьме – той тайной стороне моей души, которая не испытывала и капли отвращения. Возможно, мне требуется новое хобби.
Боюсь, что становлюсь зависимой от крови.
– Серьезно, давай я найму другой экипаж. Тебе нельзя находиться на улице в такую погоду, ты же знаешь, что дядя сказал про холод. И посмотри, – кивнула Лиза на наши ноги. – Ботинки впитывают снег, как гренки суп. Мы тут замерзнем до смерти.
Я не стала смотреть на свои ноги. Я не надевала свои любимые красивые ботинки с того дня, как меня ранили ножом в бедро. Теперешняя моя обувь была из жесткой скучной кожи без изящного каблучка. Лиза права: ледяная влага, пробравшись в швы, намочила чулки и усилила почти постоянную тупую боль в костях.
– Держи вора!
Где-то поблизости засвистел констебль, и несколько человек выскочили из толпы, бросившись в темные переулки, словно чумные крысы. Мы с Лизой отошли в сторонку, чтобы не стать невольными жертвами карманников.
– Жареного поросенка будет более чем достаточно, – добавила кузина. – Перестань волноваться.
– В том-то и дело, что не могу.
Я вжалась в стену здания, когда мимо пронесся мальчишка, он придерживал одной рукой на голове кепку газетчика, а второй сжимал украденные, судя по виду, карманные часы. Следом бежал полицейский, дуя в свисток и лавируя между лотками.
– Я не могу перестать волноваться. День рождения Томаса через два дня, – напомнила я, как будто не сделала этого уже сто раз за последнюю неделю.
Свист констебля и крики удалились, и мы возобновили свою медленную прогулку вдоль мясных рядов.
– Это мой первый званый ужин, и я хочу, чтобы все было идеально.
Мы с мистером Томасом Кресуэллом – моим несносным, но решительно очаровательным партнером по раскрытию преступлений – избегали разговоров об ухаживании и браке. Я согласилась принять их, если он сначала попросит разрешения у моего отца, и не ожидала такого быстрого развития событий. Мы знакомы всего несколько коротких месяцев – уже пять, – но отчего-то казалось, что всё происходит как должно.
Большинство девушек моего круга выходят замуж в двадцать с небольшим, но я ощущала себя старше, особенно после событий на борту «Этрурии». Получив разрешение, Томас отправил моему отцу письмо с просьбой о личной встрече, чтобы объявить ему о своих намерениях. Теперь отец вместе с тетушкой Амелией едут из Лондона в Нью-Йорк, и время официальных ухаживаний, за которыми последует помолвка, все ближе.