И твердо убежден, что, не будь Иссы Костоева, быть бы ему, Николаю Гончарову, расстрелянным. Я тоже так думаю: прошло бы еще с полгода, и, может быть, он признался бы во всех двенадцати убийствах (может быть и в тринадцати — пятнадцати, если бы над смоленской прокуратурой «висели» еще какие-нибудь убийства), и на место преступлений его бы выводили, и на видео бы снимали, а он стоял бы с вытянутым пальцем, здесь, мол, я ее убил. А впрочем, нет, тут характер твердый, воля железная, чувство собственного достоинства несдвигаемое, он не признался бы ни за что (если только не сошел бы с ума). Сознался бы он или не сознался, его все равно судили бы как убийцу и садиста. Его проклинали бы в городе, его именем пугали бы детей и целыми коллективами требовали бы его расстрела. Это удивительно, как в подобных случаях бывают доверчивы наши люди — знают о массовых беззакониях, о пытках, не раз читали в газетах о случаях, когда бывал казнен невиновный, — и все-таки верят, так хочется им верить, что убийца схвачен и казнен.
А Стороженко сидел бы в судебном зале и слушал — вполне со знанием дела.
Как видите, вышло по-другому.
— Сколько буду жить, — повторил мне при встрече Николай Гончаров, — буду помнить, что жизнью своей я обязан Костоеву.
А теперь представим себе (попробуем представить), что сталось с Николаем, когда он увидел Гдляна борцом за справедливость и законность, кумиром ревущей толпы. Тот самый голос, что командовал «В подвал!», теперь выкрикивал — с трибуны митингов, с экранов телевизоров — лозунги свободы и демократии. И демократы пожимали ему руки. «Вас бы в этот подвал, — думал Николай. — Вы бы сильно преуспели в понимании общественных проблем».
Вот каким значительным и емким оказалось дело смоленского убийцы. И Костоев явился тут перед нами победителем. Если представить себе все те силы, против которых он борется (и о которых мы еще не раз будем говорить) неким дьявольским началом, то Исса, вне всякого сомнения, стоит в рядах сражающегося рыцарства неким Георгием Победоносцем.
Между тем смоленская история еще не кончена. Более того, нам предстоит еще один эпизод, быть может, из всех самый значительный.
Вы помните, конечно, как Стороженко, рассказывая о своих преступлениях, упомянул убийство женщины у озера, двенадцатое по счету, о котором Костоев ничего не знал; оказалось, что за это убийство был осужден муж убитой, ни в чем не повинный Поляков. Прекратив его дело и освободив его самого, Костоев тогда же возбудил дело против работников милиции, которые заставили ненастного человека, только что так страшно потерявшего жену, еще взвалить на себя ее убийство. Возбуждение уголовного дела против сотрудников правоохранительных органов — шаг в то время редкий, а для нас очень важный, потому что перед нами раскрывается новая грань личности этого следователя, его масштаб как профессионала — ну и как гражданина тоже. И еще открывается редкая возможность посмотреть, как расследуются дела, возбужденные против юристов, в ходе следствия грубо нарушивших закон.
Читаю первый том дела о нарушении законности со стороны работников милиции — 3. Атаманова (она работала в следственной группе Костоева, это ей потерпевшая К. поведала свою страшную историю, это ей жена Стороженко рассказала о серьгах кольцами) знакомится с делом слесаря дома-интерната Полякова В. Ф., который обвинен в том, что публично ругался нецензурными словами (удостоверено двумя свидетелями) и получил за это 15 суток. Вместе с понятыми Атаманова осматривает журнал учета лиц, содержавшихся в спецприемнике, и убеждается, что слесарь Поляков в этом журнале не значится.
Человек несведущий перелистает эти страницы равнодушной рукой, — ну, сквернословил слесарь, ну, не значится в спецприемнике, — но опытный юрист тотчас навострит уши: куда же делся Поляков? Если он получил 15 суток, он должен быть водворен именно в спецприемник.
Из дальнейших документов становится ясно, что Поляков почему-то оказался не в спецприемнике, а в ИВС (то, что раньше называлось у милиции КПЗ).
Атаманова отметила при этом: «В материалах уголовно-розыскного дела отсутствуют данные, кем был задержан и водворен в ИВС Поляков, сколько содержался и кем освобожден, не указано время содержания Полякова и неизвестно также, привлекался ли он к административной ответственности».