«Чистосердечное признание» — это главное блюдо «черного следствия», добыв его, к нему начинают готовить гарнир. Прежде всего это «выводка», когда подследственного вывозят на место преступления, где он при понятых и под видеокамеру рассказывает, как его совершал, казалось бы, ясно, что это следственное действие являет собой всего лишь подтверждение того же признания и само по себе доказательством быть не может, но следователи, опять же в расчете на правовую темноту (в частности, и народных заседателей), неизменно указывают «выводку» в числе доказательств.
Свидетельские показания. Мне не раз приходилось встречать такую схему построения следственного дела (предположим, по тому же убийству). Арестовывают двоих парней, одному отводят роль убийцы, другому — свидетеля, причем этому последнему опять же недвусмысленно намекают, что их могут поменять ролями. Нередко эти парни бывают друзьями, и тогда возникает ситуация, когда один под руководством юристов ведет другого к могиле. Нередко и свидетеля задерживают, сажают в ИВС — под любым предлогом (чаще всего провокация скандала и пр.), тут возможна та же пытка, только более осторожная (а иногда и не осторожная).
Большего искусства добилось «черное следствие» в деле отбора нужных свидетелей: вызывают брошенную жену, злого соседа по квартире, соперника по службе. Часто применяют метод и вовсе беззаконный: работник следствия является в учреждение, где работал арестованный, собирает общее собрание, сообщает, что их коллега преступник, что он неопровержимо уличен, сам признался (все это ложь от начала до конца) — и вот уж готов десяток «свидетелей», жаждущих дать любые показания, лишь бы покарать негодяя.
Надо ли говорить, что свидетелей, говорящих в пользу подследственного, встречают в штыки.
Итак, в «активе» следователя собственное признание подследственного, главный свидетель (очевидец!), десяток второстепенных. Теперь остался гарнир из экспертиз, без них тоже никак нельзя, они особенно важны, потому что в массовом сознании твердо установилось убеждение, будто экспертиза (которая на самом деле является всего лишь одним из доказательств, подлежащим наравне с другими проверке в суде) являет собой как бы окончательное мнение — наука, мол, ошибиться не может! Между тем и в области экспертизы возможна фальсификация. Она идет двумя путями. Искажение выводов экспертизы — чаще всего там, где эксперты говорят: участие такого-то не исключено, следствие, а бывает, и суд утверждают: экспертиза подтвердила его участие. Но, увы, нередки случаи, когда сами эксперты ввиду тесных должностных или личных связей с работниками следствия подделываются под обвинение. Бывают самые удивительные заключения экспертизы: то старушка увидела подсудимого в темноте, имея катаракту на обоих глазах, то пуля вылетела из ствола винтовки, принадлежащей подсудимому, а потом оказалось, что ни он, ни его винтовка не имеют к делу никакого отношения. Словом, получить нужное заключение экспертизы или дать ему нужное толкование порой бывает не так уж и трудно. Зато с таким гарниром из экспертиз обвинительное заключение выглядит куда богаче.
Надо ли говорить, что в результате подобного «расследования» обвиняемый оказывается в положении безвыходном. Его алиби разрушено, его свидетели предельно запуганы, зато во множестве появились другие, яростно его обличающие. Экспертизы или фальсифицированы, или ложно интерпретированы. А теперь бывает, что все это украшено (неизвестно в силу какого закона) еще и гневными письмами трудящихся, которые дела, разумеется, не знают и знать не могут, но тем не менее грозят и требуют расстрела.