— Прочли? — спрашивает Костоев, когда я возвращаю ему том надзорного дела, и прибавляет в бешенстве: — Внаглую сажали, внаглую расстреляли! И вы думаете, кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь в нашей державе ответил за это?
Тут как раз время вспомнить и о Чикатило, обратиться к самому первому в череде его чудовищных преступлений, шахтинскому делу, ведь, в связи с этим преступлением тоже был расстрелян невиновный — Александр Кравченко. Именно с этого эпизода и начинает свою книгу Р. Лурье и довольно подробно о нем говорит — но я не убеждена, что всегда правильно объясняет. К тому же уравновешенный, лишенный динамизма рассказ как-то не вполне соответствует — ни данному сюжету с его погибельной, жгучей проблемой, ни характеру Иссы Костоева с его энергией и темпераментом. Кроме того, может быть, иные факты автору и неизвестны.
Итак, когда в Шахтах была убита Лена Закотнова, внимание властей остановилось на Александре Кравченко, который еще несовершеннолетний был осужден за убийство сверстницы, отсидел в колонии несколько лет, освободился условно, стал жить нормальной жизнью, работал на заводе, женился (скрыв от жены свое преступление). В связи с убийством девочки его арестовали, он не признавался, потом признался, потом отказался от признания, которое, как он объяснил, у него вырвали пыткой, тем не менее Ростовский областной суд приговорил его к расстрелу. Александр жаловался куда мог, дело не раз возвращалось на доследование, а тот же Ростовский суд снова вынес смертный приговор. Когда Александра расстреляли, ему было двадцать девять.
Следствие по обвинению Чикатило было закончено, дело должно было быть направлено в суд, оказалось, однако, что сделать этого по закону нельзя поскольку в обвинительном заключении содержался эпизод с убийством девочки в Шахтах, где есть неотмененный приговор. Российская прокуратура обратилась в Верховный суд РСФСР с естественной просьбой — отменить приговор ввиду вновь открывшихся обстоятельств: найден подлинный убийца. Но в Верховном суде заявили, что в деле Кравченко никаких нарушений не было, а вновь открывшиеся обстоятельства следствием не доказаны, — и, по-видимому, не без некоторого злорадства посоветовали Российском прокуратуре продолжать расследование. Между тем максимальный срок содержания Чикатило под стражей кончался, это значило: либо надо направлять дело в суд, что невозможно ввиду приговора по делу шахтинского убийства, либо отпускать на свобода этого маньяка, зверя и людоеда. Прокуратура вновь обратилась в Верховный суд — и вновь получила отказ.
Костоеву было ясно, что никто в Верховном суде дела не читал, к тому же отмена смертного приговора означала признание того факта, что был казнен невиновный, а это неминуемо должно было бы поставить вопрос об ответственности как работников милиции и прокуратуры, так и судей.
И тогда Костоев написал протест в порядке надзора, где вовсе не было имени Чикатило, но был полный разгром приговора по делу Кравченко — независимо от вновь открывшихся обстоятельств.
Мы только что шаг за шагом проследили работу юристов, которые откровенно боролись против истины, теперь мы можем доставить себе удовольствие — так же шаг за шагом проследить работу профессионала, который отстаивает истину.
«Кравченко, будучи нетрезвым около половины восьмого…» — говорит приговор… Все ложь, возражает Костоев, каждое слово. Александр пришел домой в шесть часов сразу после работы, совершенно трезвый, так показали его жена и подруга жены, причем, что самое важное, показали независимо друг от друга, в условиях, когда они договориться никак не могли. У Кравченко было прочное алиби, Костоев показал, как следователи это алиби разрушили.
Начали с того, что (прием, нам уже известный) посадили жену Александра, но она настаивала на своем. Костоев проследил за тем, как ее показания стали путаться, — и, наконец, она признала, что муж пришел домой не в шесть, а в восемь, как того от нее требовали, Костоев привел и более позднее ее объяснение: ей грозили, сказали, что сделают соучастницей убийства.
Потом посадили подругу жены — за что, как вы думаете? за лжесвидетельство, поскольку ее показания расходились с показаниями жены (замечательная логика: если один свидетель противоречит другому, любого из них можно сажать за лжесвидетельство — полный бред, разумеется, о лжесвидетельстве согласно закону можно говорить только после того, как оно признано судом). Подруга три дня стояла на своем — а больше трех дней без санкции прокурора задерживать человека нельзя, и следователь вынес постановление о ее освобождении.