Никто не мог сказать о ее Андрее, что он меньше других вносит вклад в строительство коммунизма. Его статьи в газету произвели такое впечатление на редактора, что тот предложил ему перейти к ним на полную ставку обозревателя. В университете марксизма-ленинизма он более всего интересовался международными делами, государственной внешней политикой. Если кому-то захотелось знать, что происходит в мире, следовало спросить ее мужа.
И едва ли он, как отец, заслуживал какого-либо упрека. Он никогда не поднимал руку на детей. Даже никогда не повышал на них голос. И сам был счастлив, когда они из безграничного к нему уважения соблюдали тишину в то время, когда он, их папа, вечерами читает газеты. Конечно, иногда сын жаловался, что отец не интересуется красивыми и приятными вещами. Но Феня и не рассчитывала, что дети в их возрасте могут понять своего отца — интеллигентного человека, имеющего дипломы по русской литературе, строительству линий связи и марксизму-ленинизму. Им еще предстоит понять, каких успехов добился в жизни их папа, пройдя в одном поколении путь от крестьянина до интеллигента. От ужасного детства до мирной семейной жизни. Их дети родились в хорошие времена и не имели ни малейшего представления о том, что на самом деле означают слова «голод» и «война». Для людей, чье детство прошло на Украине во время нацистской оккупации, не было слов значимее, если не считать слов «жажда» и «смерть».
Он был человеком, который знал и любил детей. Пожалуй, иногда он даже слишком их любил, как обнаружилось в семидесятые годы, когда говорили, что он пристает к девочкам. Это не имело никакого смысла — он был слишком слаб, чтобы удовлетворить даже ее. Какие уж там у него оставались силы после супружеской постели? Конечно, он трогал некоторых из девочек так, как не должен был бы делать, — он согласился с этим. Но это было много лет назад, и, как говорится в пословице, даже на солнце есть пятна.
Чикатило перевернул газетную страницу, которая зашуршала в вечерней тишине дома. В октябре был убит Садат. Социалисты выиграли выборы в Греции. Дела промосковских коммунистов в Греции шли плохо, но, впрочем, этого следовало ожидать. 30 декабря в Польше был наконец наведен порядок.
В середине ноября Брежнев заявил, что из-за плохой погоды третий год подряд положение с продовольствием остается самой большой национальной проблемой. Брежнев выглядел все хуже, отекший от болезни и покрытый пятнами. Ходили слухи, что известная мистическая целительница Джуна регулярно посещает Кремль и что только ее могущество удерживает вождя в живых. И война в Афганистане не приводила ни к какой быстрой и очевидной победе, хотя и продолжалась вот уже почти два года. «Солидарность» разгромлена, и введено военное положение.
Чикатило хорошо спал. И хотя крики школьницы всплывали в памяти, эти воспоминания не могли толкнуть его к действию. Так проходил месяц за месяцем.
Ферментам души нужно было время для того, чтобы прорваться во второе «я» и трансформировать его опыт и структуру. Особенно в том случае, когда это второе «я» так разительно отличается от первого. Как бы два человека. Один бледнел от вида крови, другого она восхищала. Один сжимался от страха при виде шприца для подкожных инъекций, другой мог вонзить нож и вспороть живот. Один был беспомощен перед любым насилием, другой, мстя за оскорбление, отнимал жизнь.
Но оба этих «я» имели между собой много общего. У них была одна и та же память, одно и то же тело, одно и то же имя. Возможно, что существовал еще и третий Чикатило, который наблюдал за ними обоими и осознавал, что может быть любым из них. Чикатило делился как клетка, но все еще сохранял внешнюю оболочку единого целого.
И все это требовало времени. Дни измерялись для него, как и для всех остальных, работой, домом, сном. Хуже всего складывались дела на работе. Он снова начинал чувствовать себя униженным. Люди должны были узнать его и невзлюбить. Он не был хорош собой и никогда не глядел никому в глаза. Мужчинам, а особенно женщинам, не нравилось, как он стоит, положив руку на бедро. Было что-то женственное, отталкивающее в наклоне его плеч — даже в армии над ним смеялись и говорили, что у него фигура как у девушки. И чтобы убедиться, что насмешки не смогли умертвить его плоть окончательно, он тайком однажды убежал в лес и мастурбировал там до полного удовлетворения. Но его заметил сержант, и, когда Чикатило вернулся, солдаты встретили его громовым хохотом, награждая самыми постыдными кличками. А он даже не заметил сержанта, настолько был слеп. Глаза и гениталии вечно заставляли его страдать. Он долго не носил очки из боязни, что его будут звать «четырехглазым». Только женившись на Фене, он наконец набрался храбрости и заказал себе пару очков.