Костоев не торопился опровергать эти разговоры.
И все же Стороженко продолжал сопротивляться, он понимал, что ценою этой новой жизни может быть только полное признание, но вместе с тем надеялся, что у следователя Костоева есть возможности добиться по крайней мере пожизненного заключения.
— Вы знаете какие-нибудь иностранные языки? — спросил Костоев.
— Я могу выучить, — ответил Стороженко. Будучи изобличен следствием и решив сыграть эту ставку, он признался в своих преступлениях — двадцати случаях насилия, двенадцати убийствах и восьми попытках убийства. После чего, пользуясь тем, что у него было много свободного времени, начал изучать английский язык.
Как только Костоев прибыл в тюрьму, он приказал, чтобы Стороженко привели к нему, и затем, несмотря на возражения охранника, потребовал, чтобы их оставили вдвоем.
Стороженко все еще был взбешен и опасен. А Костоев не подавал никаких признаков страха, поскольку его не испытывал.
Заставив Стороженко смотреть ему в глаза, Костоев сказал ему на грани бешенства:
— Значит, ты потому хотел убить меня, что я арестовал твоего брата? Ты был бы счастливее, скажи я тебе об этом раньше? Или ты хотел убить меня за то, что тебя перевели сюда, в московскую тюрьму, потому что сокамерники в смоленской собирались сделать с тобой то же, что ты делал с несчастными женщинами?
Стороженко не мог больше выдерживать взгляда Костоева и опустил голову.
— Или ты потому хотел убить меня, что я добился, чтобы о твоей жене и ребенке позаботились?
Еще ниже опустив голову, Стороженко всхлипнул и сказал:
— Простите меня.
После этого Костоев приказал тому же самому следователю возобновить следственное действие.
Увидев его в тот же вечер, Костоев спросил:
— Ну, и как прошло?
— Он был как шелковый.
— Что он сказал?
— Он сказал, что готов был убить Костоева, готов разорвать ему горло, но тот обвел его вокруг пальца. Не человек, а дьявол.
Подписав обвинительное заключение по делу Стороженко, из которого со всей очевидностью вытекала неизбежность смертной казни, Костоев уехал в отпуск, который провел со своей семьей. Спустя две недели он позвонил в Российскую прокуратуру в Москве, в отдел особо важных преступлений, и узнал, что его направляют в Ростов-на-Дону по «небольшому делу о коррупции».
— Ничего, ничего, вы управитесь за пару месяцев, — сказал Димитров, который был начальником и покровителем Костоева в то время, когда работал прокурором Северной Осетии, и который теперь был прокурором города Ростова.
— Ваши интересы в этом деле не затронуты? — спросил Костоев.
— Нет-нет, там ничего существенного, просто взятка на довольно низком уровне.
Это выглядело едва ли подходящим заданием после того, как он выследил и сломал такого матерого убийцу, как Стороженко, но… приказ есть приказ. Он снял номер в гостинице «Ростов».
Прямо с балкона можно было видеть антенну на здании КГБ, а внизу — верхушку молодой плакучей ивы.
Ознакомившись с делом в своей обычной неторопливой манере, Костоев начал допрашивать человека, вымогавшего взятку. Андрей Натолока, прокурор отдела Ростовской облпрокуратуры, прекратил дело в обмен на мелкий ремонт своего автомобиля, променяв, таким образом, справедливость на подкрылки. Может быть, это было стремление, оказав помощь следствию, облегчить свою собственную судьбу или нежелание идти на дно в одиночку, но Натолока в ходе допросов обвинил еще нескольких человек. Это вызвало своего рода цепную реакцию, каждый из названных называл еще двоих или троих, а те, в свою очередь, называли следующих. Складывалось впечатление, что здесь могли приостановить или прекратить любое дело или смягчить приговор, если цена оказывалась подходящей.
Некоторые вещи стали очевидными уже достаточно быстро. Коррупция в Ростове не только поразила чиновников самых высоких рангов — она уходила в прошлое глубже, чем кто бы то ни было (включая и самого Костоева) мог себе представить. Он взял сначала двух помощников, затем пятерых, окончательное их число достигло пятнадцати. Чувствовалось, что дело продлится не недели, а месяцы и, может быть, даже годы. Номер 339 в гостинице «Ростов» на какое-то время стал его домом, если можно считать домом тесную комнату с короткой и узкой кроватью.
Нити ростовской коррупции привели к Анатолию Кумскому, заместителю городского прокурора. Блестящий детектив, большой знаток законов, мастер допроса, Кумский настолько разложился что часто даже не выполнял того, за что ему платили. Его все боялись, в его руках была власть, и он уже совершенно перестал стесняться в средствах.