Яндиев улыбнулся, и в улыбке его были одновременно и насмешка и сострадание. Сострадание относилось к молодому человеку, а насмешка — к себе самому: опять он раскрыл не то дело.
Он выехал на Украину вместе с молодым человеком, и тот показал, где закопал тело. Яндиев направился в местное отделение милиции и спросил, не находили ли когда-нибудь на этом месте труп. Да, нашли, но следствие по делу об убийстве не возбуждали.
— Вы что, — спросил Яндиев, — решили, что человек сам себя похоронил?
Золотое августовское солнце катилось над бескрайними степями Южной России. Теперь дорога была тень каждого деревца. Восьмого августа Костоеву исполнилось сорок пять.
Кое-кто в его группе потерял надежду. Только не он сам. Если убийца жив, он найдет его. Если Бог справедлив, он не допустит, чтобы так продолжалось вечно. Теперь, больше чем когда-либо, эти слова для Костоева стали символом веры.
Этот жуткий убийца его уже просто завораживал — ни о чем ином он больше не мог думать, с мыслью о нем просыпался и с нею же засыпал в номере 339 гостиницы «Ростов».
По словам Сливко, того все время тянуло вернуться на место преступления. И он действительно возвращался, когда сделанные им фотографии теряли свою силу, дававшую остроту ощущений, и когда лишь реальное место события могло оживить его память.
Строжайшее наблюдение теперь велось за станцией «Лесхоз» и парком в Ростове, где в том году были найдены тела. Присматривали также за канализационной трубой, где человек, собиравший бутылки, обнаружил первый труп. В лесах и парках, как сказал Сливко, витает романтика убийства, некая экзальтированная страсть, недоступная обычным людям. А канализация — просто место, удобное для того, чтобы избавиться от трупа.
Стены кабинета Костоева были увешаны картами Ростовской области, схемами, фотографиями, полученными аэрофотосъемкой. Он изучал их целыми часами.
Все железнодорожные станции и автобусные остановки, где, как предполагалось, убийца находил свою жертву, теперь были под прицелом, за каждой наблюдала группа из двух милиционеров в штатском. Рано или поздно убийца должен был возвратиться в Шахты или Ростов; рано или поздно он должен был вернуться в свои излюбленные места — если уже не вернулся.
Как-то в разгар всех этих событий Костоеву пришлось заняться новым делом: исчез один из его следователей.
Он заглянул в комнату следователя Лукьяненка, чтобы о чем-то его спросить.
— Он ушел минут пятнадцать назад, — сообщил один из коллег.
Не повезло — Лукьяненок был человеком опытным, и Костоев хотел по какому-то поводу знать его мнение. Лукьяненок позже других присоединился к группе. До того он фактически уже готовился к переводу на новое место, далеко на холодном Севере, поскольку там платили больше, а пенсия следователя исчислялась из среднего заработка за последние пять лет службы. И вот, к своему удивлению, Лукьяненок обнаружил, что его перевели в группу, которой руководил следователь — ингуш. Лукьяненок начинал свою карьеру в органах правопорядка в середине сороковых годов и знал многих ингушей — «спецпереселенцев» в Киргизии. Как очень немногие, он смог по достоинству оценить, сколь круто было восхождение Костоева по служебной лестнице.
Костоев, в свою очередь, уважал Лукьяненка, — тот был старше по возрасту и знал свое дело, — потому-то и пошел к нему с вопросом. Может быть, ему удастся перехватить Лукьяненка вечером в гостинице…
Костоев замечал, живя в гостинице, как формировались небольшие группы сотрудников — их называли «коммунами» — из трех, четырех или пяти человек, тяготевших друг к другу и находивших общий язык, и как среди них естественным образом возникало разделение обязанностей по жизнеобеспечению: один покупал продукты, другой готовил, третий добывал водку. Эти маленькие группы вступали между собой в товарообмен, одна у другой занимая и давая взаймы. Костоев и сам давал сослуживцу свою алюминиевую электросковороду, мог у любого попросить что-нибудь, например сахар, поскольку любил чай сладкий, он клал по два-три куска на чашку.
В тот вечер Костоев почему-то забыл зайти в номер к Лукьяненку, и, вспомнив о нем только во второй половине следующего дня, снова поинтересовался:
— Где Лукьяненок?
— Весь день не видели.
Это показалось странным. Лукьяненок был дородным мужчиной предпенсионного возраста и до этого момента не проявлял особого стремления колесить по округе в поисках убийцы.
Но когда Костоев в третий раз зашел в кабинет Лукьяненка и обнаружил, что того нет, его не удовлетворили простые ответы.