Может быть, Чикатило и попался в ловушку Костоева, намекавшего на единственно возможный путь спасения, но говорить об этом им вообще было еще рано.
Как бы там ни было, пришла пора переходить к делу.
— Я готов начать официальный допрос, Андрей Романович. Не желаете, чтобы при допросе присутствовал ваш адвокат?
Чикатило кивнул. В кабинет пригласили адвоката. В соответствии с законом, официальный допрос должен был начинаться со стандартных вопросов — имя, место и дата рождения, национальность, партийность, место работы. Костоев еще раз, для протокола, объявил, что Чикатило содержится под арестом по подозрению в убийстве на сексуальной почве тридцати шести женщин и детей.
— Не желаете сделать заявление по поводу обвинений, из-за которых вас арестовали? — спросил Костоев.
— Я считаю выдвинутые против меня обвинения ошибочными, — тихо, но отчетливо произнес Чикатило. — Я не совершал преступлений. Шесть лет назад я был арестован и обвинен в тех же самых преступлениях. И тогда, и теперь я был арестован случайно, так как не совершал ничего противозаконного. Я считаю, что меня преследуют за то, что я направил в адрес нескольких правительственных учреждений жалобы по поводу незаконных действий шахтинского руководства, разрешившего строительство частных гаражей во дворе дома, где проживает мой сын.
Итак, Чикатило сделал свой первый ход. Он не только не желал признавать себя виновным, нет, он хотел представить себя в роли жертвы несправедливости. Двойное отрицание.
Однако самым важным было то, что Чикатило согласился обсуждать создавшееся положение. Можно было продолжать игру.
— Пожалуйста, скажите точно — где, когда и при каких обстоятельствах вы поранили средний палец правой руки?
— Я поранил палец около месяца назад на заводском складе во время работы; точнее говоря, на погрузочной площадке. Я передвигал контейнеры с запчастями, готовя их к погрузке. Однако грузовик приехал за ними лишь несколько дней спустя. Я никому не говорил о том, что, передвигая контейнеры, я поранил палец; в этот момент на погрузочной площадке никого не было. Впрочем, минутку: чуть позже я упомянул об этом, вернувшись к себе в отдел снабжения. Я не могу объяснить, почему в момент ранения на площадке никого не оказалось и почему я сразу не сходил к врачу.
Судя по характеру раны, по сорванному ногтю, опухоли и следу зеленки, ранение было получено около месяца назад, как и говорил Чикатило. Однако рана появилась отнюдь не из-за контейнера. Вероятно, ее нанесла предпоследняя жертва, Тищенко — крупный, сильный мальчик, который вполне мог оказать сопротивление.
И вновь Костоев ощутил тот же запах и снова не понял, с чем его можно сравнить. Но уж во всяком случае, запах шел не от пораненного пальца.
— Но как получилось, что контейнеры передвигали вы, старший инженер, особенно если принять во внимание, что грузовик еще не пришел?
— Я просто хотел заранее навести порядок.
— Не получали ли вы ранений лица в течение последних десяти-пятнадцати дней, а если получали, то при каких обстоятельствах?
— В течение двух последних недель у меня на лице не появлялось ни царапин, ни ссадин. Впрочем, не совсем так: я действительно оцарапал правое ухо о кусты на Бердичевской улице по пути на работу.
Чикатило говорил таким тоном, будто уже устал возражать против подобных экстравагантных интерпретаций столь банальных событий.
Однако Костоеву было ясно, что сквозившая в голосе Чикатило усталость — такая же игра, как и его жалкая, старческая походка. Каждый жест, пауза, слово, произнесенное в этой полупустой комнате, — все это было игрой, и только игрой.
Костоев видел, что Чикатило, будучи в некотором смысле флегматичным, сохранял ясность и логичность мышления. Ему годами удавалось избегать разоблачения, он выполнял свои обязанности по работе, жил нормальной жизнью, водил в садик внучку.
Стремление выжить — если предположить, что у Костоева достаточно доказательств, чтобы его обвинить, — подсказывало Чикатило, что единственной надеждой была борьба за признание его невменяемым. Костоев понимал также, что на месте Чикатило он приложил бы все силы, чтобы точно выяснить — какими именно доказательствами располагает следствие.
Зная, что Чикатило мучительно гадает, чем же располагает следователь. Костоев отметил для себя, что удачно ушел от вопроса относительно царапин на лице. Если бы Чикатило отрицал, что у него были царапины, его можно было бы изобличить показаниями Рыбакова. Он же самого факта не отрицал, но сказал, что оцарапался на улице о кусты.