Чикатило был искренен. Чикатило был сломлен.
Глава 21
— Я обещаю не мучить вас деталями и подробностями, — сказал Костоев на следующий день, цитируя собственные слова Чикатило.
Костоев и в самом деле не собирался копаться в мелких подробностях дела, это он оставлял на будущее. Ему нужно было, чтобы Чикатило подписал признание, чтобы он не только сознался в уже известных убийствах, но и дал новые существенные доказательства, тот решающий довод, который среди коллег Костоева именовался «козырным тузом». Нужно было доказательство, которое без участия Чикатило следствие добыть не могло.
Костоев не собирался сегодня его допрашивать, но был намерен провести с ним некоторое время, закрепить контакт и проверить, не попытается ли он отказаться от своих показаний. Ни малейших признаков подобных намерений он не обнаружил.
И тут Костоев сделал ему весьма приятный сюрприз, своего рода поощрение, — и тем вселил некоторую надежду.
Чикатило не мог сопротивляться этой надежде — ему уже виделось, как серьезные доктора в белых халатах прислушивались к каждому его слову, к его рассказам о том, чем он питался, какие газеты читал, как жил.
Когда Костоев навещал Сливко в камере смертников, он представлялся врачом из Москвы, но было совершенно ясно, что сейчас подобный прием не пройдет. На этот раз был вызван Бухановский, психиатр, специализировавшийся по транссексуализму. Костоев позвонил в управление милиции и договорился, чтобы Бухановского пропустили в тюрьму КГБ.
Костоев встретился с Бухановским в другом кабинете, где тот дожидался вызова в комнату 211. Психиатр был высоким импозантным мужчиной, веселым, с желтоватым цветом лица, черными волосами и бакенбардами, выразительными глазами.
— Беседа должна носить общий характер, — сказал Костоев. — Ничто из того, что вы скажете, не должно противоречить убеждению Чикатило, будто подобные ему преступники теоретически могут быть душевнобольными и что их нужно лечить.
Получив на все это согласие, он вернулся в комнату 211, где дожидался арестованный.
— Андрей Романович, — сказал он весело, словно раздавая щедрые подарки. — Я пригласил сегодня специалиста, чтобы он вас осмотрел. Вы можете задать ему любые вопросы относительно вашего состояния. Его зовут Александр Олимпиевич Бухановский, он заместитель декана психиатрического факультета Ростовского университета, очень крупный ученый как раз в области психиатрии.
— Хорошо, я буду рад с ним встретиться, — ответил Чикатило. — Я действительно думаю, что тронулся умом. Многое из того, что я творил, совершая преступления, я сам позднее не мог объяснить.
Бухановского пригласили войти.
Костоев отметил время, 14.35, в протоколе, как того требовали правила.
После того как их представили друг другу и состоялась короткая беседа, Чикатило заявил:
— Мне бы хотелось поговорить с доктором Бухановским наедине.
— Конечно, — согласился Костоев.
Он вышел из комнаты и воспользовался этой возможностью, чтобы подумать о том, как получить у Чикатило такие неопровержимые доказательства, которые подтвердят в суде его вину даже в том случае, если он откажется от своего признания, а такой поворот событий никогда нельзя было исключить, особенно с таким человеком, как Чикатило. Костоев был уверен, что завтра, на десятый день, Чикатило начнет сознаваться и рассказывать детали, но ему понадобится не меньше недели, чтобы рассказать о всех тридцати шести убийствах. Только тогда Костоев сможет повести его с одного места преступления на другое, чтобы найти там тот самый «козырной туз».
Примерно через полтора часа Костоев решил, что пора возвращаться в комнату 211. Задача его в том и состояла, чтобы разжечь в душе Чикатило жажду жизни, и вот теперь ему дали почувствовать, что будущее, о котором он мечтал, возможно.
Когда беседа завершилась, Костоев попросил Чикатило и Бухановского подписать протокол, в котором указал, что беседа продолжалась с 14.35 до 16.15.
После ухода Бухановского Костоев задумался на несколько минут, чтобы спросить Чикатило — было ли ему интересно, было ли это для него полезно. Ответы его совершенно не интересовали, все, что ему было нужно, — это возможно лучше понять состояние Чикатило и его настроение. Посещение психиатра, отсрочившее неизбежное признание, приободрило Чикатило, несколько успокоило и вселило в его душу надежду.
Глава 22
Теперь пришла очередь Чикатило удивить Костоева, и он дважды сделал это 30 ноября 1990 года.