Яндиев жаловался, что она выдает ему информацию в час по чанной ложке. Когда Феня убедилась, что ее муж действительно убийца, она хотела отказаться от него.
— Я не хочу его больше видеть, я не хочу знать этого человека. Я не хочу даже говорить о нем!
Но Костоев постоянно напоминал Яндиеву:
— Важно, чтобы она от него не отказалась. Чикатило должен знать, что у него все еще есть семья. Если он впадет в отчаяние при мысли, что семья от него отказалась, он, вместо того чтобы сотрудничать со следствием, дойдет до такого безумия, что дальнейшая работа с ним станет бессмысленной.
Чикатило разрешили писать жене так часто, как он считал нужным, — то была привилегия, которой можно было и лишить.
«Самым светлым в моей жизни была ты, моя чистая, любимая, чудесная жена. Почему я не послушался тебя, моя дорогая, когда ты говорила мне: работай возле дома, не берись за работу, в связи с которой тебе приходится много ездить. Почему ты не взяла меня под домашний арест — разве я тебе всегда не подчинялся? Сейчас я был бы дома, стоял бы на коленях перед тобой и молился бы на тебя, свет моих очей.
Как я мог опуститься до такого зверства, до такого первобытного состояния, когда все вокруг меня было так чисто и возвышенно. Все ночи я заливаюсь слезами. Почему Бог послал меня на эту землю, меня, человека любящего, нежного, заботливого, но совершенно беззащитного перед своей собственной слабостью…»
Яндиев уговорил Феню отвечать мужу в тюрьму коротенькими записками. Иной раз она бывала настолько парализована самой мыслью о том, что должна обратиться к подобному человеку, что даже самые простые слова не приходили ей в голову, и Яндиев вынужден был диктовать ей текст: у нее, мол, все хорошо, у дочери все хорошо, равно как и у сына.
Это все, что она написала? — спросил Чикатило, одновременно и обрадованный ее первым ответом, и удрученный им.
— Это все, что ей разрешили, — ответил Яндиев и был доволен тем, как покорно Чикатило принял жесткость тюремных порядков.
Вместе с тем Яндиев устроил так, чтобы деньги, находившиеся в сберкассе на счету Чикатило, выдали Фене, которая потеряла мужа, потеряла смысл жизни, а также источник существования. Чикатило пришлось передать ей права на его деньги по доверенности, которую она представила в сберкассу. Это позволило семье Чикатило какое-то время продержаться.
Когда Чикатило стал впадать в апатию, Яндиев решил воспользоваться своими хорошими отношениями с Феней Чикатило.
— Я хотел бы, чтобы вы встретились с мужем, — сказал он.
Феня отказалась категорически.
— Не пойду я в эту тюрьму КГБ, люди увидят, что я туда хожу, и потом все кому не лень будут говорить, что я с самого начала все знала, — не пойду!
Но Яндиев знал, как сыграть на ее главном страхе — быть обвиненной в соучастии. Он не сказал ей впрямую, но дал понять, что они с Костоевым оба считают ее совершенно невиновной и до наивности простодушной. В конце концов она уступила.
Высокая, черноволосая, деревенского вида, Феня подобающим образом оделась для этого свидания. Пока они ждали, когда Чикатило приведут в комнату для посетителей, Яндиев предупредил ее, что она должна говорить только о семье и о том, что у них все в порядке. Яндиев занимал Феню разговором, чтобы помочь ей совладать с охватившим ее невообразимым душевным смятением.
Чикатило привели. Склонив голову, он подошел к жене, обнял ее и звонко поцеловал в шею, затем они отстранились друг от друга. Феня впилась в лицо мужа взглядом, которого тот не мог выдержать.
— Как ты себя чувствуешь, Андрей?
— Феня, Фенечка, вот как все обернулось! Ты всегда говорила, что мне нужно показаться врачу, но я тебя не послушался, я тебя не послушался.
Чикатило сжался, словно ожидая от нее удара.
— Это правда, — вмешался Яндиев, чтобы ослабить напряжение, и добавил, что Чикатило предстоит медицинское обследование.
— А как Юрка? — спросил Чикатило, назвав имя, которым всегда звали сына. Он говорил мягким, виноватым тоном, как бы сознавая, что любой вопрос, который он задает, ужасен уже сам по себе.
— У Юрки все хорошо, — сказала Феня, — только вот не слушается.
Яндиев подумал, что подробности о непослушном сыне, хотя сами по себе и не радуют, в основе своей могут сыграть положительную роль, как привычный предмет семейных разговоров. Яндиев знал, что на самом деле стоит за этим замечанием Фени: их сын был сейчас полон яростной ненависти по отношению к отцу и матери: «Если бы ты не вышла за этого человека замуж, он бы не был моим отцом!»