— Звучит заманчиво. Я подъеду к вам, и мы обсудим детали.
Высокий, белокурый, сероглазый Гребенщиков имел репутацию хорошего следователя и быстро разобрался в основных обстоятельствах дела Кравченко: сына по ошибке казнили в 1983 году и теперь необходимо было сообщить его матери о том, что Верховный суд России пересмотрел приговор. Костоев заодно попросил его поинтересоваться, нет ли у матери информации о том, как вел себя ее сын после ареста, на суде и о чем он писал ей.
Матери Кравченко, Марии, было шестьдесят три, эта деревенская женщина выглядела значительно старше своих лет. Простоватая от природы, она получила всего лишь четырехклассное образование и мало что могла рассказать Гребенщикову о поведении сына после ареста. Тот просто повторял: «Я этого не делал, мама». Несмотря на это, ему дали 15 лет.
— Я давно уже не получала от него никакой весточки, — сказала Гребенщикову Мария Кравченко. — Иногда я вижу во сне, что там, где он находится, идет дождь или снег, — и начинаю беспокоиться о нем.
— Я приехал сюда, чтобы сообщить вам… — сказал Гребенщиков, начиная подозревать невероятное: неужели никто не удосужился сообщить матери о казни ее сына? — что приговор, вынесенный вашему сыну, пересмотрен Верховным судом Российской Федерации.
Мария Кравченко слабо улыбнулась.
— Мой мальчик, — сказала она, — где же он теперь?
Глава 25
К тому времени, когда Чикатило вернули в Ростов, Советский Союз перестал существовать. Статуя основателя тайной полиции была сброшена со своего постамента перед штаб-квартирой КГБ в Москве, и над Кремлем взвился бело-сине-красный флаг новой России.
Здание суда, в котором 14 апреля 1992 года должно было начаться слушание дела Чикатило, представляло собой импозантную постройку персикового цвета, кирпичные фронтоны которого были украшены множеством белых колонн и арок. Оно имело несчастье оказаться расположенным рядом с театром музыкальной комедии, который строился почти двадцать лет и был еще далек от завершения. Краны замерли в неподвижности, проект был заброшен, как и сами планы строительства коммунизма, всюду царило страшное запустение.
Стены внутри здания суда также были выкрашены в персиковый цвет, но тут они имели красноватый оттенок. Было утро, но все часы в здании показывали 1 час 29 минут. Когда иностранный корреспондент обратил на это внимание судьи Акубжанова, тот, сердитый от необходимости объяснять элементарные вещи, бросил:
— Что же вы хотите, это Россия.
Худой, темноволосый, заядлый курильщик, Акубжанов был полон нервной энергии. Он входил в состав судебной коллегии из трех человек, которой предстояло решить судьбу Чикатило. Это был необычайно громкий процесс: 225 томов дела, представители средств массовой информации, приехавшие из множества стран, и огромное давление извне, требовавшее провести этот процесс так, как принято в «цивилизованном мире», — новая Россия должна была получить пропуск в Европу и Америку.
5 апреля 1992 года в обширном вестибюле перед залом судебных заседаний собралось множество народу. Запертые еще двери зала заседаний — высокие, в два с половиной метра, — были украшены большой темно-красной доской, на которой золотыми буквами написано:
«Всем, что происходит здесь, суд воспитывает граждан Советского Союза в духе преданности Родине и делу коммунизма, в духе точного и неуклонного соблюдения советских законов».
В стороне небольшими группами стояли родители и родственники погибших. Их лица выражали неизбывное горе и гнев, их губы кривились от муки, которую не мог облегчить суд.
Двери в зал заседаний наконец открылись. Родственники жертв сети на скамьи в левой части зала; все остальные — справа. Трое судей прошли через зал на возвышение и сели в кресла, на высоких деревянных спинках которых были вырезаны серп и молот.
Затем солдаты внутренних войск ввели Чикатило. Родственники погибших встретили его угрозами и проклятьями. Его провели в правую часть зала заседаний и поместили в металлическую клетку, которая должна была защитить убийцу от нападения. Голова Чикатило была обрита — общепринятое средство против вшей; сверкающий череп придавал ему еще более маниакальный вид. На нем была рубашка с эмблемой Московских Олимпийских игр 1980 года (тех самых, провалившихся, поскольку их все бойкотировали). Чикатило будет надевать эту рубашку каждый день, все шесть месяцев суда.
Первые заседания суда были посвящены чтению обвинительного заключения, — оно вызвало гнев, слышались крики и угрозы.