— Чикатило, — сказал судья Акубжанов, — вы приговорены смерти, вы поняли?
— Жулики! Я боролся за свободную Россию и за свободную Украину! — кричал Чикатило. — Мошенники!
Его защитник заявил о своем намерении обжаловать приговор в Верховном суде России и, если там будет получен отказ, то обратится с просьбой о помиловании непосредственно к Президенту Ельцину.
Крики и вопли достигли своего апогея, когда судья Акубжанов приказал охране:
— Выведите Чикатило из зала суда.
Дверь клетки открылась в последний раз, и женщина, у которой Чикатило убил двенадцатилетнего сына, с такой яростью кинулась на него, что лишь трое охранников смогли остановить ее. Рыдания и аплодисменты мешались с гневными воплями. Некоторые родители на крик кричали, мучаясь от сознания, что справедливость, пусть сейчас она и восторжествовала, никогда не сможет восторжествовать по-настоящему, потому что не способна удовлетворить их самое страстное желание, они выкрикивали его с самого начала, кричали и сейчас: ДАЙТЕ ЕГО НАМ, ЧТОБЫ МЫ МОГЛИ РАСТЕРЗАТЬ ЕГО ТАК, КАК ОН ТЕРЗАЛ НАШИХ ДЕТЕЙ.
Эпилог
В тюрьме Чикатило обратился к своему любимому жанру, письменным жалобам.
Ксерокопии писем Чикатило к генеральному прокурору России немедленно поступали к Костоеву, который читал их с отвращением, изумлением и даже с весельем.
Содержание писем менялось, но суть их была прежней: Чикатило тоже был жертвой.
Жертвой коммунизма.
«Я отдал 40 лет своей жизни строительству коммунизма и в течение 25 лет был активным членом Коммунистической партии и свято верил в Мировую Победу Коммунизма… Я мечтал стать лидером Советского Союза.
Я стал жертвой преступной и антигуманной системы, голода, организованного Сталиным на Украине в 1933 и 1947 годах и приведшего к смерти миллионов людей, к случаям людоедства. Я являюсь жертвой сталинских беззаконий, крепостных условий в колхозах и многих лет застоя при Брежневе. Я жертва большевистского эксперимента — преступления, которые я совершил, совпадают по времени с преступной войной в Афганистане.
Можно ли рассчитывать, что кто-нибудь после этого останется нормальным?
Благодарю Бога за конец этой системы и ее убийц, чудовищ и преступников».
Надо ли говорить, что утверждения Чикатило были полны противоречий. Его преступления не совпадали по времени с войной в Афганистане, а начались за одиннадцать лет до нее. И когда он подчеркивал, как безраздельно отдавал себя делу коммунизма, — «Я никогда не взял ни одного отпуска и никогда не лечился в санатории», — его слова, хоть и верные сами по себе, имели одну цель — скрыть убийства, которые Чикатило совершил в 1982 году, когда поехал в санаторий лечить артрит.
Десятки миллионов людей пострадали при Сталине. И Костоев страдал при Сталине. Не было найдено никаких доказательств того, что у Чикатило был брат, которого похитили, убили и съели. Но два брата и сестра Костоева умерли за месяц в казахстанской ссылке. Систему следовало осуждать за вред, который она причинила, но нельзя сваливать на нее преступления людей.
Чикатило был не только жертвой коммунистической системы, но и жертвой своей собственной «нервной системы, которая — как писал он сам — потерпела крах. В отчаянии, страдая от приступов ярости, от нервного истощения и умственного расстройства, я набрасывался на тех невинных людей, которые сами были заложниками развращенной и чудовищной системы геноцида».
Чикатило считал причиной даже собственную кровь и цитировал в связи с этим статью из газеты «Известия»: «С точки зрения некоторых иностранных ученых характер человека, его темперамент и здоровье зависят от типа его крови. Предполагается, что те люди, у которых кровь относится к группе АВ, обладают, по крайней мере, двойственностью души».
Тут Костоев должен был согласиться: у Чикатило действительно было две души. Возможно, что он и родился с ними. Но не природа позволила второй душе отделиться и стать самостоятельной — это сделали убийства.
Единственно, в чем Чикатило, по-видимому, был искренен, полагал Костоев, так это в своих разглагольствованиях о мафии, которая загородила окна бедного дома, где жил его сын, уличным туалетом и частными гаражами — по этой части у него действительно был пунктик.
Чикатило дошел до того, что попытался представить себя жертвой религиозных преследований. Он писал, что его и его семью «беспощадно унижали, травили и избивали» при попытках посетить церковь. И требовал, чтобы сам патриарх Всероссийский, его святейшество Алексий II, не меньше, разрешил ему принести покаяние Богу в грехах, которые он совершил.