Выбрать главу

Впрочем, одну лазейку она все же оставила. Пожелай Майкл на Земле о чем-то рассказать, сослаться ему было бы не на что. Ни фото, ни сканер, ни дублирующий лазер на Дреймуре не действовали. И все же, вот так, задаром, отдавать самое дорогое — информацию?

А ведь хозяйка Дома Ламме не выглядит бессребреницей. Тогда что за игру она ведет с такой наживкой?

Первые кадры были знакомы Майклу еще по земным архивам. Вид Дреймура из космоса. Экипаж первооткрывателей. Романтически-мужественные лица, парадные мундиры.

Планета была открыта в самом начале Эпохи Великого Звездного Похода (на языке газет), или (на более спокойном) — интрагалактического расселения.

Космонавты были счастливчиками, которым удалось вырваться с задыхающейся от перенаселения родной планеты. Мода на серебристые ткани, строгий, военный покрой одежды, «десантные ботинки», дамские сумочки в виде радиопередатчиков и прочее продержалась тогда чуть ли не десять лет. Целое поколение выросло с мечтой, да нет, с твердой уверенностью, что далекие миры ждут их.

И, что касается романтической суровости, Дреймур не обманул их ожиданий. Колонизаторы тут же натолкнулись на бурный протест местной фауны.

На экране первые поселки: проволочные заграждения, покосившиеся мачты, сбитые вертолеты, сброшенные в пропасть вездеходы. Похоже, здесь шла настоящая война.

Наконец трудами биологов была создана теория электромагнитной толерантности. Поселенцы прикрыли рудники силовыми полями и призадумались. Альтернатива была проста: либо полное уничтожение всей фауны, либо жизнь под куполами в искусственных условиях и (что гораздо существеннее) в полной зависимости от Земли.

На экране застекленная, уходящая в бесконечность оранжерея.

— Земляне также быстро поняли что к чему, — говорил библиотекарь, — и всеми силами стали поддерживать второй проект. И, надо сказать, это было несложно — первый был просто экологическим безумием.

Однако, согласиться на второй, означало для поселенцев своими руками выкопать себе долговую яму. Люди не хотели терять только что обретенную свободу. Они были авантюристами и решились на авантюру.

Благодаря тонкой дипломатической игре (кое-где небрежно помахивая оружием, кое-где давая крупные взятки) они добились признания независимости Дреймура. И сразу же стали очень богатыми людьми, потому что получили собственность на рудники.

И тогда они пригласили на планету айс-эвристика, крупнейшего социолога того времени Доменика Дреймина.

На экране портрет. Смуглое лицо, темные неспокойные глаза, копна черных волос. Доменик — полуеврей, полумексиканец умудрялся походить одновременно на Боливара и Джордано Бруно.

— За спиной его называли Гремучим Змеем, — сказал библиотекарь. — Имя почти магическое. Он превратил дреймурцев из колонизаторов в колонистов. Можно сказать, что он нас создал.

И на экране появилась тайна всех тайн — карта Дреймура.

«Что за игра с такими подачами, хелла Рида?» — подумал Майкл.

— Взгляните на наш мир, мейнхеер Граве. Из четырех континентов освоен только один, да и тот не полностью. Наши дети, подрастая, знают, что вокруг еще много нехоженой земли. Красными точками отмечены рудники и крупнейшие предприятия это автоматические подземные мегакомплексы, защищенные силовыми куполами. Каждый такой комплекс обслуживает лишь несколько инспекторов-наблюдателей.

Фотографии. Строгий тихий мир машин. Мир металлического блеска, однотонных красок, резких теней. Случайно или нет, но снимки были не слишком четкие. Догадаться о том, что именно он видел, Майклу не удалось.

«А что я так прыгаю? — подумал он вдруг. — Ну да, мне ничего неизвестно о Дреймуре, но я же простой обыватель. Планету никто не трогает, значит, правительства Земли спокойны, им хватает информации. А может все это лажа, и меня сейчас превращают в этакую дезинформационную бомбу? Да нет, паранойя, на кой черт?»

И снова карта.

— Государства, как вы видите, формируются вокруг рудников, крупных рек, и на морском побережье. Всего получилось пять гнезд — конфедераций, по четыре-пять государств в каждой.

Они удалены друг от друга на довольно значительные расстояния, а на Дреймуре, это значит, что связь между ними затруднена. Это также не случайно. Ослабляются амбиции, кроме того, каждая конфедерация может идти своим путем.

Основная часть населения живет на поверхности планеты и электричеством не пользуется.

— Снаружи XVIII век, а изнутри… Понятно. А те, что живут под куполами, они представляют из себя замкнутый клан?

— Или гетто? — закончил библиотекарь. — Разумеется, нет. Каждый имеет свободный выбор. Но, конечно, традиции очень сильны на Дреймуре.

— И вы не считаете это недостатком?

— Ни в коем случае. Жизнь на Дреймуре заставляет заново работать давно отмершие за ненадобностью человеческие способности.

— И в том есть нужда?

— Конечно. Вы думаете, психика человека сильно изменилась? Да нет, она все так же дика, и все инстинкты никуда не делись. Это стало понятно еще несколько сотен лет назад.

Только здесь, на Дреймуре, проблемы, волновавшие лишь психиатров и философов, стали вдруг важны для каждого.

Человек, мечтавший о покорении планет, был надежно закрыт от мира множеством психических защит. И не мудрено современный мир мгновенно свел бы спрятанного в каждом дикаря с ума.

Чаще всего, открыт только один «выход» — на коллективное бессознательное, на общественное мнение. А не мне вам рассказывать, что это такое. Как может подобный человек выжить здесь? Вы видели как. Едва прилетев на планету мы построили лагеря и посадили в них сами себя. За проволоку, или внутрь силового купола — разница невелика.

Майкл благосклонно кивнул. Вот зачем ему скормили столько информации. Пошла психическая обработка.

На экране появился кабинет Доменика на Дреймуре. Затем крупно картина на стене. Играющий на песке ребенок, над ним кружится огромная птица.

— Никто не знает точно, какую сумму получил Доменик Дреймин за свой проект, — сказал библиотекарь. — Называют разные, и всегда астрономические цифры. Но, возможно, он видел в Дреймуре нечто большее, чем источник доходов. Возможно, он хотел создать цивилизацию, альтернативную земной.

— Вот как? — спросил Майкл.

— Одна из самых старинных защит человека от окружающего мира — это создание иллюзий. Вспомните рыцарский идеал средневековья. Они нарушали его на каждом шагу и все же упорно держались за него почти десять веков.

Слишком свежа была память о бессилии перед природой, перед несправедливостью мира, перед всепоглощающим хаосом. Они любой ценой должны были доказать, что они — иные, они люди. Потом научились побеждать природу и затосковали о ней. В XVIII веке уже играли в пастухов и пастушек. В фильмах XX века человек часто превращается в животное в самом прямом и архаическом смысле — в обезьяну, в волка, в летучую мышь. И не мудрено — он должен хоть что-то противопоставить искусственной среде.

Для того, чтобы жить в том мире, который мы сотворили, нужно стать совершенно новым человеком. А этого, как известно, не произошло. И, чтобы не ломать с таким трудом созданный мир, человек снова начинает творить иллюзии. Парки подменяют дикую природу, реклама — потребность в самосовершенствовании, карьера — потребность видеть результаты своего труда, то есть, в конечном счете, инстинкт самосохранения.

Наркотики, музыка, стерео притупляют зрение и слух настолько, что окружающий мир становится переносимым.

Однако, до конца себя не обманешь. Каждый сознает, что благополучие его жизни — всего лишь иллюзия, и всеми силами старается этого осознания избежать. На что-то объективное ему не опереться. Вокруг не осталось объектов — есть лишь имиджи. Единственный выход — искать подтверждение у других. То самое общественное мнение. «Скажи, что я о'кэй, и я скажу, что ты тоже.» И постоянный страх не получить подтверждения.