— Хорошо. Но тогда — как же Конрад?
— А что — Конрад? — Баязид с видимым неудовольствием повторил имя племянника.
— Вы навещали его? Посылали врачей, чтоб они его осмотрели?
Губы мейнхеера Якоба сжались.
— Не вижу в том нужды. Он всегда был сумасбродным истериком. Если бы я принимал всерьез все его выходки, меня бы уже не было на свете. Захочет со мной связаться — свяжется. Захочет вылечится от своей немоты — излечится.
С минуту Рида размышляла, не поделиться ли с Баязидом своими подозрениями, потом отбросила эту мысль. Это дело ее и только ее.
— Спасибо вам за все, мейнхеер Якоб. Досье я, с вашего разрешения заберу, а взамен предоставлю вам через несколько недель досье на господина Граве. По рукам?
И они расстались, как всегда размышляя, кто кого на сей раз обвел вокруг пальца.
Кафе называлось «Птицелов». Окна были затянуты зеленой сетью с крупными ячейками, вместо стекол — голограммы. Тропический лес, теплый сумрак, дождь, стекающий по голубоватым листьям. Динамики, спрятанные под потолком, наполняли помещение негромким шумом воды и птичьими голосами.
Майкл усмехнулся — такие заведения были в моде на Земле лет тридцать назад. Вот и разбери-пойми, в каком времени они тут живут.
— Ну, как город? — поинтересовалась Рида.
Майкл пожал плечами.
— Неинтересно.
— Неужели?
— Честное слово. Я повсюду натыкался на вас. Ваши деньги, ваши идеи, приглашенные вами художники. Кажется, в этом городе не осталось ничего своего.
«А во мне осталось? — возмутилась Рида мысленно. — А в тебе останется через десять лет? Покрутись-ка на моем месте, а потом поговорим».
— Вы на меня сердитесь? — спросила она кротко, заказав местные деликатесы и отпустив официанта.
— А за что, разрешите полюбопытствовать?
— За этот спектакль в магистрате. Мне показалось…
— Рида, я похож на человека, который будет сердиться на нож за то, что он острый? Вы — ребенок. Жестокий, забывчивый, беспечный. Но тут уж ничего не попишешь.
— Если я — ребенок, то кто же тогда Юзеф?
— Вот именно. Дреймур — планета детей. Вы самозабвенно играете кто во что горазд, а потом смотрите на то, что получилось и разводите руками. Зато, похоже, игрушки вам даны такие, о которых взрослые могут только мечтать, — Майкл не знал, как лучше убедить ее, а потому воспользовался идишем — ее тайным языком. — Ваш Юзеф — schleimnasl — растяпа. Или, дословно: человек с дурной судьбой.
— Так вы знаете, что произошло той ночью?
— Нет, конечно. Не торопитесь, пусть это будет правильный детектив. Будем опрашивать свидетелей, выдвигать версии. В глубине души зная, что имя преступника все равно откроется только на последней странице.
— Когда он, внезапно появившись из темноты, приставит пистолет к моей тонкой беззащитной шее и злорадно захохочет. И тогда вы… Ладно, там видно будет. У вас есть какие-нибудь заведомо ложные версии?
— Сколько угодно. Во-первых, вы все время спрашивали, брал ли Юзеф в долг. Но должника убивать бессмысленно. А вот кредитора — смысл прямой. Нужно проверить, не давал ли он кому-нибудь большой суммы в долг.
Далее, если я правильно понял ситуацию, им мог кто-то управлять. Здесь возможны два варианта: Юзефу это не понравилось, он попытался избавиться от своего опекуна, но неудачно. Либо это не понравилось кому-то другому, и возникла конкуренция. Как тут насчет мафии, бандитских шаек, политических кланов?
— Спокойно. Были пираты, да все сплыли. Кроме того… Ладно, продолжайте.
— Ну, и третий мотив — ненависть. Личная или… — Майклу это только сейчас пришло в голову, — …или религиозная. Какая религия в Арженте?
— Самые разные, разумеется. Большинство — протестанты, но есть и католическая церковь, и синагога. Правда у меня неплохие отношения со всеми.
— Не то. Здесь нужна какая-то полулегальная секта, отпавшая от официальной церкви, с харизматическим лидером, очень нетерпимая. Джокеров можно считать дьяволопоклонниками?
— Можно считать кем угодно. Но, повторяю, у меня никогда не было столкновений с… — тут она вспомнила отца Андрея и запнулась. — Ладно, что говорить, легче навести справки. Но вы упускаете из виду одну деталь.
— Какую же?
— Убийцей может быть только джокер. Три года назад на Дреймуре было трое мастеров иллюзий. Двое — я и Юзеф, отпадают. Остается мой учитель, но, тут уж вам придется поверить мне на слово, он тоже не при чем. У них с Юзефом просто не было общих интересов.
— А с вами?
— Мы не виделись десять лет. Насколько мне известно, он сам давно уже не создает иллюзий. Но даже если поверить, что он по какой-то невероятной причине решил меня убить, он бы сделал это совсем не так.
— Как же?
— Послал бы прямой вызов. И уж никогда не стал бы одевать на Конрада ошейник. Проще запутать воспоминания так, что человек сам перестает понимать, видел он что-либо на самом деле, или это было во сне. Нет, это не он, в любом случае. Но есть еще одна возможность.
— А именно?
— Ученик. Не мой, моим был Юзеф. Тогда чей же? Вчера я думала на Клода, моего учителя. Правда, обычно, ученик бывает один, но это, как раз правило, которое легко нарушить. Но сегодня Его Бургмейстерство сказало, что Юзеф заказал перед смертью новый жезл. Это несколько меняет дело.
— Жезл волшебника?
— Что-то вроде. На самом деле, их тоже придумала я. Нужен был какой-то символ власти джокера, что-то, что превратило бы нас из мутантов в членов общества. А у таких жезлов сами знаете какая история и какие архетипы. Магического в нем было не больше, чем в мешке шерсти из английского парламента. Не понимаю, правда, почему Юзеф обратился к ювелиру. Жезл должен быть деревянным. Потому что, когда джокер бросает свое ремесло, он должен его сломать. Я так и поступила в свое время. И торжественно усадила Юзефа во главу стола на свое место. Все прослезились. А теперь он, по-видимому, заказал жезл для своего ученика.
— А как вы представляете себе мотив убийства?
— В этом-то и загвоздка. Деньги? Джокер может достать любую необходимую сумму сам и абсолютно бескровно. Власть? Но он же не узурпировал Юзефов трон. Личная ненависть? Кто же его знает! А теперь давайте спокойно пообедаем и поедем домой. Если где-то остались следы — так только там.
Короткий резкий стук в окно вырвал Риду из задумчивости. По стеклу ползала Hero negra — тонкая длинноногая стрекоза с иссини черными острыми крыльями. Черная Геро — еще одна старая знакомая.
Рида взглянула вверх, так и есть, огромного гнезда, искусного переплетения блестящих нитей, много лет неторопливо выраставшего над окном ее кабинета теперь не было. Кто-то из слишком ретивых слуг разрушил его, когда убирался в комнате.
Нет, сегодня решительно все стремилось навести ее на грустные мысли. Вот и сейчас, стоило взглянуть на круглые с зеленоватым отливом глаза Геро, тугой изгиб ее брюшка, и сразу же вспоминались Праздники Фонарей здесь, в Доме Ламме, брачные ночи черных жриц Венеры.
Самки прилетали в сад каждый год в конце августа. В один прекрасный вечер Рида находила их на подоконнике, греющимися на солнце. В сумерках из кустов и травы начинали доноситься странные звуки: что-то среднее между кваканьем лягушки и визгом пилы. Обитатели дома, взяв с собой разноцветные бумажные фонари спускались вниз, в темноту. Ночи были теплые, звездные.
На призыв черных невест из окрестных садов летели самцы и пятно света, блуждая по широким темным листьям, то здесь то там ловило сцепившихся в клубок, бешено совокупляющихся насекомых.
Они не обращали внимания на подобные мелочи, а у людей словно угли начинали тлеть внизу живота. В деревнях такие праздники заканчивались пьянкой и оргией. В Доме Ламме внешне все было очень пристойно, чистое эстетство, по крайней мере, пока госпожа Рида не поднималась к себе. Ну а потом, как она надеялась, ее свита могла по-настоящему отвести душу.