Один фейри пропал. Двое остались там, где было трое миг назад. Мое сердце колотилось. Один держал веревку Денельды. Один дразнил Хельдру. Тот, у которого были черные крылья, который пытался соблазнить меня в лесу. Его не хватало.
Я озиралась вокруг них среди камней, посмотрела на тропу, но ничего там не было.
Тихо ругаясь, я натянула тетиву. Нужно было разобраться с двумя. Это был мой шанс разобраться с ними. Я сосредоточилась на том, кто дразнил Хельдру, пыталась видеть правду глазами, но не соглашаясь с тем, что они видели. Я дышала ровно, была уверена в цели и в том, как выполню выстрел.
Я выстрелила.
Сияющий упал на землю.
И все произошло сразу.
Хельдра завизжала, Денельда стала падать, визжа. Фейри, сжимающий ее веревку прыгнул вперед.
Я вытащила еще стрелу из колчана, вложила ее, быстро натянула тетиву, умоляя ладони не дрожать, и глубоко вдохнула.
Я выпустила стрелу.
Что-то сжало мое плечо ледяной ладонью, когда я выстрелила. Стрела улетела мимо, и кровь замерзла в моих венах.
Я повернулась, и он был там с хитрой улыбкой на лице. Он прикусил губу, соблазняя, словно были только он и я в лесу, и он хотел быть другим видом хищника. Сердце колотилось быстрее, чем крылья куропатки. Вне контроля. Не только от страха, но и от предвкушения и волнения. Повязка сползла с лица, и его стало видно лучше.
— Маленькая смертная, — проворковал он. — Я помню тебя. Леди хочет тебя, маленькая охотница. Она… ясно дала понять.
Последние слова вызвали холодок на моей спине.
— Не оставайся с этими слепыми людьми, маленькая охотница. Иди ко мне.
Он поманил длинным пальцем, облизывая свою верхнюю губу, глядя на меня. Он думал, что я была съедобной? Или это соблазняло других людей?
Это должно было искусить меня. Он, казалось, использовал на мне весь свой морок.
Он чуть подвинулся, блестящие мышцы проступили под кожей, на животе, который было видно из-за открытого тесного камзола. Он не стал его застегивать, чтобы подчеркнуть подтянутую фигуру. Я ощутила трепет в животе.
Он был красивым. Из-за него я выглядела как старая потрепанная кукла. Что-то брошенное глупыми детьми. Он делал меня тупой и неуклюжей рядом с его красотой. Печальной и жалкой рядом с его наслаждением. Он не промазал бы. Ему не нужна была трость, чтобы ходить по лесу. Он был идеальным.
Но что-то не давало мне покоя.
Он отвлекал меня. Он пытался отвлечь мой взгляд от чего-то. Прикусил губу, облизнул ее, теперь показывал мышцы. Что он скрывал?
Я прищурилась.
«Музыка связывает, Огонь слепит, Смотри им в глаза, убьет их железо».
Я подняла взгляд, застав его врасплох. Он вздрогнул, глаза расширились.
Я выдерживала его взгляд.
Мгновения пролетали, как листья, срывающиеся с дерева от сильного ветра, и они проходили, наш взгляд стал оголять его перед моим новым зрением. Сначала пропал морок. Нарядные штаны, кожаные сапоги, серебряная пряжка пояса стали лохмотьями и костями. Он был тощим существом с головой как у лиса, спутанными волосами и голодным взглядом, который будто поедал его изнутри. И что-то еще, что-то темнее мерцало под поверхностью, словно даже сейчас он скрывал природу хуже и темнее.
Я смотрела в его глаза, и его глаза стали блестеть красным. Этот взгляд казался грешно соблазнительным до этого, а теперь был просто голодным и отчаянным. Я потянулась к клетке, сняла ее с пояса и подняла как лампу.
Он отпрянул от клетки, но наши взгляды оставались скованными. Он словно не мог отвести взгляда, словно я лишала его силы, видя его.
Так и было, да? Потому что они оправдывали свою славу. Они источали очарование, чтобы мы думали, что они были выше нас.
Они жили желанием. Они заставляли нас верить, что могли исполнить все наши желания и заманить нас мечтами.
Они жили страхом. Они пили его как вино.
Чем сильнее была эмоция, тем сильнее они оживали.
Но, пока я смотрела на него так, он мерцал, рвался, как его крылья из черного дыма, стало видно ядро его души — черное, чернильное — сквозь просвечивающую кожу. Я не боялась. И я не хотела его или то, что он обещал. И я не верила слухам, что он был лучше меня, красивее и достойнее.
Морок пропал.
Крылья скукожились, плоть выцвела, и я видела его маленькую почерневшую душу.
— Ты — просто дым, — выдохнула я. — Просто пепел того, что когда-то жило.
И эти слова сработали, потому что больше ничего не изменилось. Я произнесла слова, и он угас, будто закончился сон.