И я была голодна.
Потребовалась вся сила воли, чтобы остановиться. Перестать целовать его, пробовать его, желать его.
Как только голова прояснилась, я оттолкнула его как можно сильнее. Триумф на его лице убивал.
— Сделка завершена, — сказала я.
Триумф пропал, сменился уязвимостью и отчаянием, а потом он пропал.
Не исчез. Он вернулся в клетку в миниатюрном облике, и его лицо выражало гнев и горькое разочарование.
Я тоже это ощущала.
Я быстро надела на глаза повязку, чтобы не видеть его. Я не хотела представлять иной исход. Я не хотела видеть его отчаянное желание того, что я не дала ему. Я обвила проволокой дверцу, надежно закрыв ее, просунула в клетку набор для шитья и ткань. Вот. Я свою роль выполнила. Я не снимала повязку — не осмелилась.
Но я шепнула ему:
— Это был худший поцелуй в моей жизни.
— Я готов спорить на десять корон, что это был твой первый поцелуй, — бодро сказал он, но укол вины подсказал мне, что бодрый тон скрывал боль.
Зачем я жалела Сияющего? Я была дурой, если сочувствовала ему.
Одно я знала точно. Я не собиралась больше выпускать его из той клетки. У него было слишком много сил. И убийственные способности.
Глава тридцать четвертая
С тяжелым сердцем я прикрепила клетку к поясу. Я обещала, что понесу ее в руках, если они будут здоровыми, но руки были мне нужны для лука. Я забросала костер землей, но оставила палатку. Если все пройдет хорошо, я вернусь сторожить деревню у круга Звездных камней. Мне нужны были все припасы. Подумав миг, я убрала запасной хворост в палатку. Будет проще развести огонь на сухом хворосте, хотя дождь закончился.
Яркие звезды усеяли ясное небо, пока я шла по высокой траве с луком в руке. Боль меня уже не отвлекала, и я ощущала легкость и оптимизм, каких не было днями. Странно было осознавать, как сильно меня подавляла боль — словно бремя на спине.
Я не давала думать о другом, что теперь давило на меня. Вина. Не только за судьбы отца, певчего, Олэна и Хуланны — я была виновата — но и за судьбу Скувреля. Я старалась, но не могла распутать клубок эмоций и понять, ощущала вину за то, что заперла его, или за то, что выпустила. За поцелуй или то, что мне это понравилось. И я ненавидела себя за стыд. Ненавидела сильнее, потому что не могла решить, стоило ли ощущать вину еще сильнее.
Я давала этому гневу толкать меня по тропе. Не тони в нем, Элли! Пусть придаст сил.
Мне придется снять повязку. Я не подумала взять лампу, и хоть звезды светили ярко над долинами, их свет не проникал в лес. Придется слепо блуждать и в мире духов, и в реальном мире. Я фыркнула, пытаясь что-нибудь увидеть в тусклом свете. Я не хотела снимать повязку. Не хотела сталкиваться с тем, что скажет или сделает Скуврель.
Я провела ладонью по волосам и посмотрела на ладонь, удивляясь, что на ней не было темно-зеленых лоз с шипами. Татуировку магии было видно только в мире духов. Я стиснула зубы. Мне не нравилось, что это оставило след. И что Скуврель сделал это, не предупредив меня. И эта ненависть еще скажется на мне.
Но через пару шагов от тропы я врезалась в дерево и замерла. Придется снять повязку. Я с неохотой сдвинула ее, дала глазам привыкнуть к миру духов. И увидела сияние зеленых татуировок. Я поежилась от этого, любой фейри сразу увидит, что я была колючей и сложной. И что? Лучше быть нежной, как цветок, который просто раздавить? Как Хуланна? Нет уж.
Существа фейри выжгли следы в лесу. Клетка Скувреля ярко сияла посреди них, и он в ней тщательно мылся кусочком ткани и водой из наперстка.
Я игнорировала процесс. Он не был скромным.
— Пытаешься решить, какое существо поймать и убить? — игриво спросил он. — Я могу подсказать, но за цену.
— Хватит сделок, — буркнула я.
— Не нравятся мои игры?
— Я не играю в игры, — фыркнула я.
— О, играешь. Ты плетешь игры, как паук — паутину, и ты даже не знаешь, что делаешь это. Как очаровательно.
Летающие существа были маленькими. Я могла оставить их на потом. Меня больше волновали существа на земле, которые явно были хищниками. И единорог. Лошади были вспыльчивыми. А лошадь с рогом была еще хуже.
Я прикусила губу, пытаясь решить, какой из сияющих следов был его. Какой заставлял думать о единороге?
— Так обиделась из-за татуировки? — невинно спросил Скуврель. — Она почти идет тебе.