Я же, не отрываясь, следил за тем, как Марина работает. Ничего нового я, правда, не увидел: та же сосредоточенность, та же деловитость. Как у телемастера, настраивающего телевизор. При этом у меня возникло не слишком приятное ощущение, сопровождающееся легкими покалываниями в затылке и у висков, из разряда тех, что одолевают, наверное, каждого человека при просмотре до предела натуралистических сцен кинонасилия, когда, например, на экране герою отрубают голову — результат эффекта присутствия плюс игра воображения. Словно ко мне было подключено это дьявольское устройство, и над моими мозгами Марина сейчас трудилась.
Парнишка опять принялся раскачиваться, потом, зажмурясь, громко промычал нечленораздельную фразу. Наконец он вернулся в исходное положение, выпрямился, и только ни надменности, ни презрения не было на его лице — лишь усталость. В общем, обыкновенное мальчишеское лицо, отчего-то смертельно уставшего.
— Третий уровень, — объявила Марина.
— Чем он характеризуется? Поясните, пожалуйста, — Сифоров явно кое-чему научился.
— Это нечто вроде резервной памяти. Сюда сознание сбрасывает ненужные ей ассоциативные цепочки. В разработках ранних пытались упорядочить эту область, но довести дело до конца так и не получилось. Вкратце, уровень этот — свалка информации; защиту сюда не поставишь, и именно здесь вы можете попробовать решить свою задачу. Подниматься выше по уровням рискованно. На главных блоках памяти должна стоять защита: одно неосторожное слово, и мы теряем подопечного.
— Что ж, попробуем здесь, — согласился Сифоров. — Кто ты теперь? — обратился он к парнишке.
Тот не ответил. Взгляд его был неподвижен.
— Он не реагирует. Что нужно делать?
— На третьем уровне нет прямого восприятия вопросов. Просто и четко произносите слово. Повторяйте его. Образ вызовет ассоциативную цепочку.
— Ох уж эти сложности, — пожаловался Сифоров, наклоняясь к парнишке. — Обезьяна, обезьяна, обе-зья-на.
— Обезьяна, — произнес парнишка совершенно бесцветным голосом. — Макака-краснозадая-зоопарк-животные-вонь.
Он умолк. Сифоров шумно перевел дыхание.
— Герострат, — сказал он. — Герострат, Герострат, Герострат.
— Герострат-огонь-храм-величие.
— Артемида.
— Артемида-богиня-храм-огонь-Герострат-величие-огоньхрам.
Сифоров развел руками.
— Попытайтесь еще раз, Кирилл, — подсказала Марина. — Один и тот же образ может вызывать различные ассоциативные цепочки.
— Герострат, Герострат, Герострат, — послушно повторил Сифоров.
— Герострат-просьба-приказ-стрелок-автомат-цель-мишеньвраг-опадание.
— Это ближе, — обрадовался Сифоров. — Герострат, Герострат, Ге-ро-страт!
— Герострат-просьба-приказ-стрелок-автомат-оружие-арсенал-подвал.
— Ну же! Ну! — закричал Сифоров в азарте.
— Не останавливайтесь, вы на верном пути. Не останавливайтесь ни в коем случае.
— Герострат-подвал, подвал-Герострат!
— Герострат-подвал-арсенал-оружие-автомат-цель-мишеньвраг-опадание.
— Адрес-Герострат-подвал-арсенал, адрес-Герострат-подвал-арсенал.
— Герострат-подвал-арсенал-адрес-площадь-Нарва-Эстония-Прибалтика-тдых-оре-ето.
— Герострат-подвал-арсенал-адрес-площадь-дом, — с напряжением в голосе составил Сифоров.
— Герострат-подвал-арсенал-адрес-площадь-дом-подвалвниз-тупеньки-венадцать-аправо-вонок-вонок-вонок-артавый-опрос-ерострат-росьба-риказ-трелок-втомат-ружие-рсенал-одвал.
Сифоров метнулся к карте, ткнул в нее пальцем, торжествующе обернулся к нам:
— Нарвская площадь, подвал, двенадцать ступенек вниз, направо, три звонка, спросить Картавого. Я, кажется, знаю это место. Выезжаем немедленно.
— Постойте, — сказала Марина. — А как же быть с ним? — она кивнула на парнишку.
— Если вы еще не закончили, то заканчивайте скорее.
Вопрос к бойцам:
— Вы готовы, ребята?
— Так точно, — отозвались бойцы.
— С командованием свяжусь сам, — Сифоров быстро вышел из комнаты.
Он вернулся минут через десять. Поверх майки он нацепил кобуру и теперь на ходу засовывал руки в рукава джинсовой куртки.
— Поехали, — сказал Сифоров с блеском в глазах. — Мы отправляемся за Геростратом…
Глава тринадцатая
Капитан ФСК Сергей Андронников размышлял.
Невесело ему было в этот солнечный летний день; неуютно он чувствовал себя в просторном освежаемом кондиционером кабинете.
Хотя вроде бы причин для невеселых раздумий не было: операция прошла успешно, Гамаюн корпит над отчетом, работы на сегодня больше не предвидится, можно допивать чай и собираться домой.
Однако причина такая имелась. Смутное беспокойство, задевшее капитана Андронникова утром, когда они брали «пострела» (как точно его охарактеризовал Гамаюн), находчиво переменившего облик под курсанта пехотного училища, не оставляло и теперь, по прошествии семи часов с того момента, когда на запястьях «пострела» замкнулись браслеты наручников.
Он, капитан Андронников, опытный сотрудник госбезопасности со стажем работы в одиннадцать лет, упустил сегодня нечто очень важное. Чутье подсказывало капитану, что это может стоить ему карьеры. Для многих в ФСК в нынешние времена слово «карьера» было пустым звуком, хорошо если не ругательством, но только не для Андронникова. Он относил себя к старой генерации сотрудников и здраво полагал, что при любой власти тайная полиция будет нужна, и чем выше должность ты в этой самой полиции занимаешь, тем больше тебе будет всяческих благ и привилегий. А сегодня карьера капитана Андронникова оказалась под угрозой.
Он размышлял.
Сработали мы все правильно, думал он. Уж получше, чем предыдущая команда. Быстро, четко, без пальбы. «Пострел» и не пикнул. Но ТАКСИСТ. Почему он остановился? Он не должен был останавливаться. Глаз у настоящего таксиста наметан, логика настоящего таксиста проста: курсант, в форме, у такого денег — кот наплакал, не хватит оплатить и первые сто метров; и наоборот: женщина с сумкой, явно куда-то торопится, готова, и главное — СПОСОБНА заплатить и переплатить. Рациональнее взять ее.
Можно допустить, конечно, что таксист был первоначально не в «настроении», а потом настроение у него появилось. Можно допустить… Но допущение это повисает в воздухе, ты не находишь, Сергей?
Ты упустил таксиста. Тебе нужно было его проверить. Перестраховка, но зато не болела бы теперь голова. А ты его в горячке упустил. «Спасибо» тебе за это никто не скажет. И размахивание кулаками после драки у нас тоже не поощряется. Так стоит ли сознаваться в ошибке? Стоит ли, а?
Сознаваться в допущенном промахе капитану ФСК Андронникову не хотелось. А хотелось ему поехать домой, поужинать, лечь спать и забыть навсегда и про «пострела», и про подозрительного таксиста.
Вошел, улыбаясь, Гамаюн.
— Что приуныл? — осведомился он у Андронникова.
— Отчет написал? — не поддержал жизнерадостный тон своего напарника Андронников.
— Написал, однако, — небрежно отмахнулся Гамаюн. — Ты домой, кстати, сегодня собираешься?
— Послушай, Максим, — обратился к нему Андронников, — ты таксиста того помнишь?
Стоит ли сознаваться?..
— Какого таксиста? — Гамаюн явно не понимал о чем идет речь. — Послушай лучше, какую историю сейчас в курилке Валентин из четвертой рассказал.
— Какую историю? — Андронников словно очнулся.
— Поучительную, однако, историю, — заявил Гамаюн, присаживаясь на краешек стола и в предвкушении удовольствия.
Вообще-то, в органах госбезопасности формально (многочисленными инструкциями и циркулярами, спускаемыми сверху) было запрещено обмениваться оперативной информацией с коллегами из соседних отделов и групп, но, как всегда это случается, на низшем уровне служебной иерархии формальные распоряжения понимались по-своему и не могли удержать того или иного конкретного сотрудника от соблазна рассказать коллегам какую-нибудь свежую байку из своей насыщенной приключениями жизни.