«Если было бы плохо, мне бы все равно не сказали», – подумал Зельц, но промолчал.
– Да.
– Ладненько, счастливо вам тогда оставаться, – душевно сказал Шнайдер. – Очень приятно было познакомиться.
– Мне тоже, – сказал автоматически Зельц.
Через секунду Шнайдер исчез из квартиры, испарился, оставив после себя запах тройного одеколона. Он скорым шагом промахнул через парк, сел в машину и быстро поехал домой. Душа его пела, в ней расцветали незабудки и щебетали птицы, в ней широко и мощно текла, разливалась река под названием Счастье.
"Какой сегодня удачный день, – подумал он. – На удивление удачный день".
У входа в подъезд герра Шнайдера ждала фрау Бауэр. Он посмотрел на нее долгим внимательным взглядом безграничной любви и преданности, ласки, заботы, одухотворения, нежности, обожания, страсти, томления и проч. Как было бы хорошо жить с нею, жениться, родить ребенка, маленького такого карапуза, менять ему пеленки, кормить, воспитывать, устроиться на работу слесарем или охранником. И жить нормальной жизнью, без лжи, притворства, картошки в камине и мычания "Интернационала" на двадцать третье февраля. Но что-то держит.
– Герр Шнайдер, позвольте мне остановить вас на минуту, – фрау Бауэр говорила строго, как чиновница из паспортного стола.
– Слушаю вас, – герр Шнайдер приветливо улыбнулся. – Не хотите закурить?
– Нет, спасибо, – фрау Бауэр оглянулась на приоткрытые окна на первом этаже. – Можем ли мы пройтись по двору?
– Да, конечно.
Они медленно направились к парку, фрау Бауэр шла чуть впереди, слева и чуть сзади – герр Шнайдер.
– Я не знаю, что вы подумали обо мне, герр Шнайдер, – строго сказала фрау Бауэр, – мне жаль, что между нами произошло то, что произошло. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?
– Понимаю, – кивнул герр Шнайдер.
– Я честная вдова и не имею права рисковать своей репутацией ради какого-то сомнительного удовольствия или еще ради каких-то личных причин. Я понимаю, вы еще довольно молодой, и даже, можно сказать, привлекательный мужчина, вам по своей природе свойственно влечение к подобным приключениям, какими бы низменными они мне не казались. Но я – поверьте, я – не такая. Я раскаиваюсь в своем поведении и очень надеюсь, что вы не будете настаивать на продолжении того, что случилось, или как-то иначе компрометировать меня. Я надеюсь, вы не будете присылать мне письма, пытаться заговаривать со мной, петь серенады под окнами или устраивать подобного рода глупости, которые могут повредить и мне, и вам. Для меня было полной неожиданностью ваше поведение сегодняшним утром, поэтому я не смогла отреагировать достойным образом, но теперь я обдумала тщательно текущую ситуацию и считаю: это не должно повториться. Вы поняли меня?
– Я понял вас, – сказал холодно герр Шнайдер, поворачивая к дому.
– Вы… вы согласны? – осторожно спросила фрау Бауэр, догоняя его.
– Я согласен.
– Я рада, – фрау Бауэр вежливо улыбнулась, но герр Шнайдер смотрел прямо перед собой и не заметил ее улыбки.
Они молча поднялись на четвертый этаж, фрау Бауэр открыла дверь, и… В эту ночь фрау Шульц так и не смогла заснуть из-за невыносимого стука.
Шнайдер отправляется в Швейцарию
Женщины, вот зачем вы остаетесь на ночь? Вот почему вы не можете тихонько ночью собраться и свалить? Ну вот это же понятно, что утром хочется остаться одному. Утром мы еще сами не помним, кто мы такие, хочется хоть минут сорок, от пробуждения до выхода из дома, побыть самими собой, то есть никем. Просто читать газету, просто расслабиться, чтобы не ощущать на себе ничей взгляд, чтобы не надо было ничего говорить и не быть полковником, шпионом, любовником. Просто никем не быть – почему вы считаете, что это – роскошь, которой вы можете нас лишить?
Так думал полковник Шнайдер, с трудом продрав глаза в половине девятого, слушая, как фрау Бауэр ходит по квартире, собирая на стол. С его стороны было очень несправедливо думать о ней такое. Мало того, что фрау Бауэр приготовила завтрак, пока он спал, и накрыла на стол – а между прочим, с продуктами в военное время всегда было крайне тяжело, особенно в последние месяцы, и стоили они очень много денег, которые на нее совершенно не с неба сыпались – но ведь еще и она же находилась в своем доме, в своей квартире, а полковник Шнайдер, наоборот, занял чужую для него кровать, ее собственность, ее бывшее супружеское ложе, на котором умер ее муж, герр Стефан Бауэр и был зачат ее сын, герр Генрих Бауэр. Если бы только вдова знала, что думает о ней полковник Шнайдер, она обязательно бы решила, что это крайне несправедливо с его стороны.