Кэт коротко кивнула и стала распаковывать чемодан с рацией.
– О чем шифровка? – спросила она деловито.
– Напиши, что доехали. Спроси, что делать с агентом по кличке «Писарь», – ответил Шнайдер. – Хотя этот агент… – Шнайдер поморщился.
Кэт вопросительно посмотрела на шефа.
– Он меня раздражает.
Кэт стала сосредоточенно настраивать рацию; она была в этот момент ужасно милой, как пятилетний ребенок, который отважно пытается написать свое имя.
– Еще долго? – спросил Шнайдер.
– Сейчас, – кивнула Кэт.
– Агент «Писарь» плох, но он – единственное, что у нас на данный момент есть, – размышлял Шнайдер вслух. – И Сначала он показался мне умным, порядочным, человеком, чеховским интеллигентом. Молодой только, ну да что ж теперь? А потом я вижу – а предо мной совсем не интеллигентный дядя Ваня, а трусоватый Акакий Акакиевич: пишет чего-то, строчит, вздыхает над каждой кляксой. Мелкая личность, одним словом. Впрочем, неважно, – оборвал сам себя Шнайдер. – Готова?
– Да, – ответила Кэт.
– Передавай: прибыли на место. Жду дальнейших указаний в отношении агента «Писарь». Энстис.
– Передала.
– На сегодня все, – сказал Шнайдер. – Отдыхай, завтра созвонимся. Если что – ты найдешь меня по этому телефону, – он дал ей свой номер. Если что-то уж совсем срочное, ужасно важное – вот по этому, – он написал еще номер телефона фрау Бауэр. – Если трубку возьмет женщина, скажешь, что ты хочешь поговорить с полковником Шнайдером. Запомнила?
– Да.
– Молодец! Ну, пока.
– Всего доброго, Александр Максимович, – улыбнулась на прощание Кэт.
Шнайдер доехал до дома, но заходить не стал. Окно в квартире фрау Бауэр было темно: то ли она еще не зажгла свет, то ли все скрывала светомаскировка.
«Зайти – не зайти?» – подумал Шнайдер.
Постояв минуту у подъезда, он решил немного прогуляться перед сном. Вечерние прогулки ему недавно порекомендовал врач как средство для укрепления спины: сидячий образ жизни даже сверхчеловека превращал в развалину.
Вечерело, солнце уползало за зеленый дом в конце улицы. В мирное время в этот час уже зажигали желтые фонари, а теперь люди бродили впотьмах. Ближайший столб вдруг завыл сиреной, и Шнайдер быстро направился ко входу в метро. Бомбили в последнее время все чаще, словно план какой-то выполняли. А скорее всего, и выполняли.
Шнайдер вспомнил, что Стива Облонский никогда не совершал ошибок, поскольку был совершенно равнодушен к своему делу, не увлекался, и делал все рационально.
"Вот и там, где-нибудь в американском штабе дивизии, тоже сидит какой-нибудь полковник с душою бухгалтера, – подумал он. – У которого эмоции возникают только при мыслях о пенсии и внуках. С восьми до пяти он составляет план бомбежек, ровно в пять часов он аккуратно откладывает ручку и отправляется домой ужинать. Причем составить этот план довольно сложно, поскольку надо оптимально учитывать имеющийся запаса матсредств (самолетов, керосина и бомб), необходимо оценить потери в живой силе и нанесенный ущерб. А, кстати, интересно, что дороже: отбомбиться по городу или разнести его из артиллерии? Наверное, бомбить дешевле: снаряд должен еще как-то до противника долететь, да и пушку перезаряжать надо, а это долго, хлопотно. То ли дело бомбы: загрузил их в самолет, открыл потом люк над городом и шмяк-шмяк-шмяк – полгорода нет. Эффективно? Эффективно! Но это если зениток мало. Если много зениток – тут совсем другой разговор идет. И вот полковнику нужно все это учесть и при совещании в штабе нужно будет составить функции эффективности, нарисовать графики за последний отчетный период, провести оценки необходимого инвентаря. И какой-нибудь молодой майор из блатных скажет на совещании с умным видом: "Мне кажется, что расход техники и живой силы все еще слишком велик". Ай, какая гадость! Чиновники в погонах!"
Свободных скамеек на станции не было, и Шнайдер спустился к рельсам метро. Сидеть на железном рельсе было холодно, но он аккуратно подложил под зад газету с фотографией фюрера. Так было гораздо удобнее, да и определенный символизм тоже грел Шнайдера.
Он закрыл глаза и расслабился.
"Красивая девушка, – подумал он вдруг о Кэт. – Ужасно молодая и ужасно красивая".
Шнайдер открыл глаза и посмотрел на часы: было уже почти восемь вечера, а вставать завтра надо рано, в пять.
– Надо было хоть книжку какую-нибудь взять, – вздохнул он, – а то даже почитать нечего.