– В Сибири будет тише, – буркнул Майерс. – Можете уже собирать вещички.
Фрау Фляйшер юркнула обратно в квартиру и кинулась к телефону. Через пару часов за Майерсом пришли двое молодых людей из гестапо, и больше никогда – ни днем, ни ночью, ни в будни, ни в выходные – герр Майерс не доставлял хлопот фрау Фляйшер. Кстати, ее послевоенная карьера сложилась очень удачно, и на пенсию она вышла первым заместителем директора строительного кооператива.
С Майерсом же произошло следующее. Сначала казалось, что дело ограничится полугодом лагерей; возможно, даже весьма условных лагерей. Уж в худшем случае – год в тюрьме за антиарийскую пропаганду. Но лейтенант Круммель проявил истинное партийное рвение и подвел Майерса под статью о заговоре, за который Майерсу уже светила заслуженная вышка. Круммель лично провел обыск у Майерса, и – надо же, какая удача, – действительно нашел две небольшие бомбы и пропуск на выставку армейских трофеев, где должен был присутствовать сам Гитлер. Лейтенант Круммель заслужил благодарность и медаль "За заслуги перед Германией" третьей степени, а особо важное дело Майерса передали в контрразведку.
В половине второго рыжий детина-конвойный привел инженера в кабинет к Шнайдеру. И вот если посмотреть со стороны (например, со стороны окна), то мы увидим стандартную картину, которую можно наблюдать во всех кабинетах у всех следователей всего мира (имеется в виду, конечно, развитый мир: в Конго методы дознания выглядят несколько иначе): подозреваемый, без пяти минут осужденный, сидит на жестком стуле, томится, ждет вопросов, а следователь не торопясь заполняет протокол. Подозреваемый измотан, за время пребывания в камере он зарос щетиной, на скуле у него свежий синяк, а одежда на нем висит мешком и от нее исходит кислый бомжатский запах. Следователь сосредоточен, деловит, пахнет одеколоном и свежестью, в чистеньком мундире. Перо скрипит, время идет, подозреваемый томится, муха летает, радио болтает, следователь бумаги изучает.
«Подбросили ему взрывчатку или нет? – думал Шнайдер, заполняя бумаги. – Если нет, то это, пожалуй, шанс. Очень, очень хороший шанс. Сейчас мы это узнаем, – он покосился на вентиляционную решетку, где, скорее всего, был спрятан микрофон, – обязательно узнаем!»
Вчера вечером Шнайдер, предчувствуя нелегкий допрос, пожаловался на головную боль.
– Часто это с вами? – спросила фрау Бауэр.
– Редко, но случается, – ответил Шнайдер. – Обычно, когда предстоит тяжелый день. У меня завтра допрос одного скользкого типа. Представляете, этот мерзавец планировал убить фюрера.
– Как?! – фрау Бауэр высоко подняла брови. – Самого фюрера?!
– Да, самого фюрера! Откуда только берутся такие подонки, я не представляю! Как их только земля носит?! Представляете себе: инженер на оборонном предприятии, начальник отдела, уважаемый член общества – и вдруг такая крыса! Как такое возможно, я просто не представляю! – воскликнул в сердцах Шнайдер, стукнув по столу.
– Боже, какой ужас!
– Вот я сколько лет уже работаю в контрразведке, и каждый раз, когда я слышу о таком, мне хочется закричать: «Боже милостивый, почему ты создал таких подонков!» Эти звери не остановится ни перед чем, я вам говорю! Они готовы убить всех нас: детей, женщин, животных, кого угодно. Это маньяки, это выродки! Я никогда не поверю, что такие существа – это люди! Не может обычный нормальный человек вдруг превратиться в такого зверя, в такое чудовище! Это невозможно!
– Успокойтесь, успокойтесь, – фрау Бауэр положила ему руку на плечо. – Держите себя в руках, мой друг. Доедайте скорее овощи и ложитесь спать. К тяжелому дню нужно быть особенно хорошо готовым.
Шнайдер закончил есть, умылся, надел новую голубую пижаму с полосками и лег в кровать. Перед тем как выключить свет, полковник бегло просмотрел газету «Illustrirte Zeitung», потом поцеловал в щеку фрау Бауэр, повернулся на другой бок и заснул.
И вот тяжелый день наступил и тянется, тянется, как кисель, подумал Шнайдер, заполняя протокол. Майерс ерзал отощавшим задом на стуле, мешая следователю сосредоточиться.
– Вас раздражает радио? – спросил вдруг Шнайдер, подняв глаза от бумаг.
– Раздражает, – согласился инженер. – Хотя, нет, не раздражает, – поправил он себя.
– А что же тогда? – Шнайдер ласково улыбался, хотя взгляд его серых глаз был тверд, как могильная плита.
– Почему вы спрашиваете?
Шнайдер подвинул протокол Майерсу.
– Меня зовут полковник Шнайдер, – сказал он, – подпишитесь здесь, что вы ознакомились с материалами дела.