И НАЗОВЕМ ТЕБЯ ЗОРЯНОЙ
Стафийчук не оставлял Марию в покое. Он снова и снова слал связников, и даже днем Мария чувствовала, что и она и дом ее находятся под неусыпным наблюдением. Потом Стафийчук пришел к Марии. На этот раз его сопровождал высокий хлопец с багровым рубцом на левой щеке. Пока Стась разговаривал с Марией, он неподвижно сидел на лаве, положив на колени автомат.
— Надумала? — уже с порога спросил проводник.
Чувствовалось, что он спешит и время терять на разговоры не намерен.
— Не для меня все это, Стась. Я девчонка, учительница; и единственное, о чем прошу, не впутывайте меня в свои дела. Темные они у вас, как лес, в котором прячетесь от людских глаз.
— Ого, вон ты как заговорила! — Глаза бандитского главаря злобно блеснули. Он оглянулся на телохранителя, и тот, сняв с колен автомат, равнодушно откликнулся:
— Стрелять не будем — шуму много. Я удавку на всякий случай прихватил, будто знал, что понадобится…
Удавка — бандитское изобретение. Человек, на которого она набрасывалась, прощался с жизнью безмолвно. Мария вздрогнула. Бандеровцы пристально следили за каждым ее движением. Стафийчук уловил во взгляде загнанность и удовлетворенно усмехнулся. Так лучше. Похорохорилась, а на поверку оказалось как все: когда заставляют поцеловаться со смертью, готова на колени стать.
Но Мария переборола себя. Во всей ее хрупкой фигурке появилась такая решительность, что националисты изумленно переглянулись. Она презрительно бросила?
— Думаешь, испугалась? Я тебе не Горпина из хутора глухого, которой ты пистоль под нос сунешь, и она пятки лизать будет.
Потом бесстрашно подошла к тому, кто сидел на лаве.
— Ну, набрасывай свою удавку.
Телохранитель вопросительно посмотрел на проводника. Тот незаметным для Марии жестом приказал — пока не трогай.
— Что заставило тебя протянуть мне руку помощи?
Стафийчук снова перешел на высокопарный тон.
— Сама не знаю. Сперва перепугалась, а когда пришла в себя, уже поздно было что-нибудь делать — все равно подумали бы, что тебя прячу. Но сейчас я бы тебя спасать не стала, нет! — Мария в ярости топнула ногой.
— А второй раз, когда сообщила про облаву?
— А если бы тебя поймали и выпытали про ту ночь? Где бы я сейчас была?
— Ага, понимаешь, связаны мы с тобой теперь одной веревочкой. Советы тебе не простят того, что ты сделала. В Сибири сгниешь. У нас же, — опять перешел он на возвышенный тон, — национальной героиней станешь. Центральный провод там, за кордоном, про тебя узнает. Наши поэты вирши о тебе будут писать…
Странный это был разговор. Глухой ночью, за зашторенными — чтобы и полоска света не пробилась — окнами, жестокими угрозами и сладкими посулами вербовали националисты в банду молодую учительницу.
— Тебя мы не убьем. — Стафийчук пренебрежительно махнул рукой: мол, на кой ляд нам твоя смерть? — Но ты такой жизни тоже не порадуешься. Детей, говоришь, любишь? Як цуценят перестреляем твоих учеников в случае чего…
Мария бессильно опустилась на стул. Она не сомневалась — такие перестреляют и детей.
Стась не случайно так настойчиво добивался согласия Марии. В последнее время его банда попала в отчаянное положение. Ее сильно потрепали истребительные отряды. Облавы следовали одна за другой. После каждой кого-нибудь недоставало в их рядах. А пополнения ждать неоткуда. По подпольным каналам связи шли из-за границы оружие, деньги, пропагандистские материалы. «Боевиков» же предлагалось вербовать «на землях», то есть на территории Украины. Только люди не хотели идти к националистам. Так прямо в лицо и говорили бандеровцам: «Краще смерть». Некоторых убивали. Другие сами брались за оружие — вступали в «ястребки».
Стафийчук знал: в окрестных лесах отсиживаются, притаились мелкие группки националистов, давно уже превратившихся в обыкновенных грабителей с большой дороги. Но связи с ними не было. Трудно стало бандеровским курьерам пробираться тайными тропами: их ненавидело население, вылавливали сельские активисты, без лишних слов волокли в милицию. Совсем недавно провалился один из самых надежных «мертвых» пунктов. И почему? Ребятишки высмотрели…
А связь необходима. Не только с краевым проводом (она пока действовала надежно, вели ее опытные конспираторы) — с другими группами националистов. Задумал Стафийчук объединить их, подчинить единому командованию, потому что боялся остаться проводником без провода, командиром без солдат, загнанным волком метаться по лесным буеракам. Нужен был человек, который мог свободно передвигаться по селам и хуторам и вязать порванные нити.