Выбрав самый простой способ найти прячущегося человека, я еще сильней уменьшила плотность своего тела и принялась просто проходить сквозь стены. Как ни удивительно, это здание было полно народу, причем все вели себя до невозможности странно и неадекватно реагировали, когда я появлялась в очередном помещении и вежливо интересовалась, не пробегал ли тут кто–нибудь. Они роняли стулья, швырялись в меня предметами или убегали. Двое решили попрактиковаться в стрельбе, выбрав почему–то меня в качестве мишени. А самое главное, все они что–то кричали, причем понять, что именно, я не могла, и это начинало раздражать.
Появившись в очередной комнате, я остановилась и принялась оглядываться. Сама комната была пуста — но что–то мне не давало просто пройти мимо. Прошло довольно много времени, прежде чем я сообразила, что меня тут держит — работающий компьютер. Верней, выведенная на экран информация.
Давно я не получала данные в таком виде. Я сосредоточилась. Пытаясь осознать значение мерцающих значков, я замерла у машины. Слова были жесткими на вкус, но в то же время я их понимала. Гораздо четче, чем понимала то, что пытались мне сказать те люди, которых я встретила тут. Глаза легко скользили по строчкам: «…блокирование отделов мозга, отвечающих за эмоциональное состояние, скорее всего, приведет к стимуляции отделов, отвечающих за логическое мышление, и наоборот. Поэтому при выборе отдела мозга, в который будет производиться запись информации, следует учитывать тот результат, которого мы хотим достигнуть. Чем–то придется пожертвовать — но думаю, что снижение эмоциональной активности принесет только пользу…» Я знала эти слова. И когда–то знала человека, который их написал.
Эйфория словно испарилась — мне стало почему–то очень грустно и тоскливо. От компьютера я отойти не могла — я пролистывала страницы, и читала, читала… Почему–то это оказалось единственным способом получать информацию. Верней — единственным способом правильно интерпретировать полученные данные.
Феникс. Имя всплыло из глубины памяти и словно стало спусковой пружиной, запустившей цепочку ассоциаций. У Феникса были заблокированы отделы мозга, отвечающие за эмоции. Я мгновенно восстановило в мыслях прошлое. Контакт с Фениксом. Ощущение чужого следа в памяти. Мы обменялись не только силой — но и слабостью. Я поняла, что со мной происходит то же, что и с ним. Только, в отличие от него, в моем мозгу сейчас шла блокировка как раз тех отделов, которые отвечали за логику.
Я уселась на полу, обхватив колени руками — почему–то эта поза показалась мне очень удобной, и попыталась сосредоточится, но тут двери в комнату распахнулись. Я вполне теперь осознавала, что знаю этих людей — в памяти были лица и имена — но мне сейчас хотелось покоя. Я понимала одно — сейчас я ущербна, и именно поэтому почти беззащитна. Следовало…
Мысль опять ускользнула — меня тормошили, явно пытаясь привлечь мое внимание, а мне с трудом давалась даже самая простая логическая цепочка. Но когда я попыталась объяснить, что со мной происходит, почему–то получилось только хуже. Но меня обрушились вопросы, смысла которых я почти не улавливала, но зато хорошо чувствовала ту эмоцию, которая их наполняла — страх.
Мне это сильно не нравилось — я пыталась понять, что мне делать дальше, но сосредоточиться даже на самой простой мысли требовало невероятных усилий. Мне следовало подумать. Но не здесь. Было всего одно место, которое прочно ассоциировалось с безопасностью. И я отправилась именно туда.
Столица, частный санаторий, 27 августа. Виктор.
Виктор шел за Зориным и Зварыгиным, но куда они идут, его волновало мало. То, что кто–то стрелял в начальника службы безопасности, тоже не вызвало никаких эмоций. Ему было все равно. Информация откладывалась где–то на задворках сознания, он еще обдумает все это, но потом, потом…
Когда из комнаты, к которой они подошли, раздался крик, Зварыгин, распахнув дверь ударом ноги, ворвался вовнутрь, сам Виктор застыл как истукан, не веря своим глазам, а потом вошел следом, действуя, словно на автомате. К стене прижался Марк, лицо его было белым, как мел, а посреди комнаты стояла Тиль. Оглянувшись на них, она внезапно прижала ладонь ко рту и глупо захихикала.
Это было настолько невероятным, что просто не укладывалось в голове. Химера широко улыбалась, переводя взгляд с одно на другого, потом скорчила гримасу и опять захихикала.