- Кофе или чай? - весело спросил незнакомец, слегка улыбаясь.
- Что?.. Кто вы? Не понимаю! - то ли возмущаясь нежданным визитом, то ли принимая шутку, легко воскликнул хозяин люкса почти без акцента.
- Понял, - закрыв за собой дверь, произнес нежданный гость. - Желаете покрепче. - И вдруг, без малейшего размаху, с висячей руки ударил поляка в челюсть.
Удар был настолько резкий, что больше бить не пришлось. Крышановский упал на сиденье, распластав руки, как падают в конце сентября на асфальт созревшие киевские каштаны, раскрывая от удара кожуру. Незнакомец быстро достал из внутреннего кармана куртки шприц...
В тот момент, когда за рыжеволосым закрылась дверь в купе, возле него остановился подошедший с другой стороны вагона черноволосый мужчина в темных солнцезащитных очках. Глядя в окно, он безмятежно провожал взглядом из-под очков Киев. Поезд проезжал Борщаговку - безликие панельные девятиэтажки советской эпохи сменились бесконечными гаражами, разрисованными графити.
Минут через семь рыжий вышел из купе. Он направился в одну сторону, черный - в другую, оба быстро покинули вагон. Еще минуты через три поезд резко затормозил - кто-то рванул стоп-кран - и замер на одной из пригородных станций, фактически еще в Киеве.
Когда состав тронется, проводницы из двух разных вагонов, которые взяли за сто долларов «до Ровного» очень просившихся мужчин (одна - симпатичного рыжего, вторая - привлекательного брюнета), попытаются их найти, проверяя купе и тамбуры, но поиски ни к чему не приведут. Что ж, разные чудаки встречаются в поездах. Но главное в данном случае не исчезнувшие фальшивые пассажиры, а наличествующие стодолларовые купюры - настоящие, не фальшивые...
«Рыжий» не спешил становиться русоволосым, «брюнет» не спешил становиться шатеном. Они стали такими только тогда, когда, добравшись по отдельности на такси до Пушкинского парка, войдя в него, вдали от посторонних глаз сняли парики, очки и усы. Там и встретились.
- Ну, как клиент? - спросил Вадим, бывший пять минут назад «брюнетом», обнажив из-под очков выгоревшие под южным солнцем прямые ровные брови и глаза цвета летней морской волны. - Раскололся?
- Еще бы! - лаконично ответил Сергей.
- Жить будет?
- Куда же он денется! Обязан жить. И нам помогать.
- Ну и? Проясняется что-то?
- Ситуация очень занимательная, хотя до полной ясности еще далеко. Правильно в Москве говорили, здесь начинается что-то небывалое. Но! Москва даже не подозревает, насколько все интересно... - последнюю фразу Сергей произнес уже не деловым, а философски-задумчивым тоном.
«Так вот какие сюрпризы преподносит родной Киев, - думал Сергей Грохов, прохаживаясь уже в другом киевском парке, своем любимом Голосеевском, где ему всегда хорошо думалось. - Выходит, Москва на нынешнем этапе - провинция? Выходит, так. Если в Киеве можно развернуть игру более интересную, более масштабную, чем в Москве, значит, мое место здесь...»
Два месяца Грохов скрупулезно отмечал и изучал все контакты украинских политиков с американскими. Кто из американцев приезжает в Украину? С кем встречается? Не только официально, а главное, какие непротокольные контакты имеют заокеанские визитеры? Какие силы они представляют в США? Кто из этих людей приезжает второй, третий раз? Так, ища ответы на эти вопросы, Грохов вышел на поляка Крышановского. И тот много интересненького порассказал...
***
«Большой Крендель» вызывает!» - такой лаконичный приказ получил народный депутат Украины Роман Паукшенко в полуночный час.
Он как раз собирался погасить свет в своем пахнущем кожано-паркетным запахом большом кабинете и направиться в спальню. Всего пару месяцев назад он вселился в отремонтированную по всем евроканонам, как принято было называть, двухуровневую квартиру в доме на улице Грушевского, окна которой выходили прямо к парламентскому зданию с куполом, к Мариинскому дворцу и открывали взору днепровские дали. Эта квартира говорила о многом - в ней сошлись и уже взятые рубежи, о которых могли только мечтать партнеры по парламенту, и грандиозные перспективы, которые открывались перед 38-летним бизнесменом-политиком.
Пока достраивается загородный дом - почти копия американского Белого Дома, лишь немножко уменьшенная - он пока поживет здесь.
В этой квартире было все, чтобы, переночевав в ней, утром чувствовать себя настоящим человеком, - в том числе и молодая красивая жена. В полночь, по установленному расписанию, Роман Михайлович заканчивал дела, шел в ванную, слепящую модным акриловым блеском, и после всех предпостельных процедур некоторое время смотрелся в зеркало. Он видел: темные, чуть вьющиеся, красиво лежащие волосы, высокий лоб, зеленоватого оттенка умные глаза, прямой, с легкой горбинкой античный нос, полное лицо, но не одутловатое, а пластичное, полное тело, но не как у толстяка, а как у бывшего спортсмена, кандидата в мастера спорта по дзюдо. Не очень ему нравилась густая черная растительность на груди, но на то он и мужчина. Показав своему отражению кулак с поднятым большим пальцем, означавшим «все о’кей», он шел в спальню, будил жену и дарил ей оставшуюся, нерастраченную за день энергию.