- О! - восторженно воскликнул бывший ученый. - Это приемлемо. Я сам об этом подумывал... А все-таки, о чем книга?
- О времени и о себе.
- О, это время такое...
- Какое? Бандитское?
- Да, - грустно кивнул Потылицын. - Именно бандитское. Я сегодня ночью еще раз в этом убедился.
- Как? - удивленно поднял брови преданный помощник-косультант? - Что случилось ночью?
- Да нет... Со мной ничего. Просто кое-что узнал...
- Что именно?
- Ну... Так навскидку не расскажешь, - Потылицын скривился, повертел пальцами двух рук, давая понять, что не хочет дальше продолжать эту тему.
«Вот оно! То, что и нужно было услышать. Ладно, я еще тебя верну к этой теме, чуть позже, как ты говоришь, навскидку», - решил Грохов.
- А как вы думаете, Алексей Фомич, в наше время может быть благородный бандит? Добрый разбойник, как Дубровский или пресловутый Робин Гуд?
- Не знаю. Вряд ли.
- Почему?
- Воспитание не то, общее воспитание. Точнее - атмосфера вокруг нас.
Грохов хотел спросить: «А если человек сам себя воспитывал, долго и жертвенно? Если мучительно искал смысл жизни и в конце концов пришел к благородному бандитизму?» Но не спросил.
Не хотел он углубляться в тему благородного разбойничества, потому что занимался этой «темой» на практике.
Сегодня Вадим перечислит 40 тысяч долларов - пятую часть содержимого портфеля, отобранного у Крепышина, - на операцию годовалой девочке, страдающей билиарной атрезией. Это было давнее правило и обязательное условие его, Сергея Грохова, жизни-игры: после каждой силовой акции, приносящей доход, он пятую часть отдавал на благотворительность. Иначе, если бы он этого не делал, ему пришлось бы признать себя просто бандитом, без каких-либо эпитетов и уточняющих слов - «культурный», «благородный», «добрый», «необычный», «интеллигентный» и т.д. Он не хотел лишать себя таких эпитетов, потому что и вправду «просто бандитом» никогда не был. С давних пор, когда он еще был, как все, когда работать, как всех, жизнь заставляла, когда жил на одну зарплату - он с каждой получки покупал книги, отдавая за них пятую часть заработанного. Какой бы ни была противной и ненавистной работа, а он знал: частично ее результат станет духовной ценностью.
Нечто подобное было и теперь. Впрочем, противной «бандитскую» работу он никак не мог назвать, ибо выбирал ее сам, а не жизнь заставляла. Такая работа была, наоборот, приятной - по той простой причине, что это была не работа, а игра. Тысячи людей ходят на футбол - посмотреть игру. Десятки болельщиков ходят не просто как болельщики, а как игроки - они делают ставки. И только одиночки создают игру, режиссируют ее. Грохов был из тех одиночек.
До тридцати четырех лет он искал смысл жизни, пока, наконец, не сделал вывод: единственный смысл жизни - это игра; чем она красивее, профессиональнее, тем интереснее жить. И вот уже семь лет он играл. Вкус жизни почувствовал, когда перестал жить как большинство людей, скучно и однообразно, а начал играть в жизнь. «Игра в жизнь - как искусство» - эти слова несколько лет назад стали его кредо, с тех пор он ему не изменял. А чтобы следовать этому кредо, нужно иметь две жизни: публичную, которая для людей, и тайную, которая для себя. Такую двужизненность, если разобраться, ведут все разумные существа на этой планете: одна жизнь для себя и в себе, вторая - на публику и для кого-то. Просто большинство боится осознать ее, а главное - боится жить сообразно данной Всевышним двуликости. Отсюда и многие проблемы человеческие, как во внешней жизни, так и во внутренней, душевной.
Встреча с Потылицыным в Киеве была закономерной. Член Госдумы полагал, что в столице великой России Грохову будет интереснее, чем в столице молодого государства, именуемого Украиной. Сергей тоже так полагал, понимая, что Москва будет интересна ему вовсе не работой с депутатом, а масштабом тех игр, которые он там раскрутит. С украинскими политиками он в свое время наигрался вдоволь. Киев стал ему неинтересен, как неинтересным становится любительский ринг боксеру, побившему двух-трех титулованных профессионалов. А вот Москва представлялась чистой доской, огромной шахматной доской, где можно не только начинать белыми, но и самому выбирать фигуры противников.
Все эти московские месяцы Грохов терпеливо изучал ситуацию и ждал своего часа. В Москве все было новое, и тем интересное. Масштаб предстоящих игр действительно потрясал воображение. Но сначала нужно было досконально разобраться в так называемом политикуме: кто на чем «сидит» - на какой трубе, жидкости или другой субстанции; кто чьи интересы лоббирует - в Кремле, в Думе, в Белом доме, в мэрии; кто кого «крышует» - в высших административных и правоохранительных органах; чьи люди в каких структурах посажены и т. д. Грохов понимал, что это бесконечная работа, и в то же время знал: наступит момент, когда количество перейдет в качество, то есть накопится определенная масса знаний, которая позовет к большой московской игре.