Фон Мольтке насупился.
— Но без Курта я как без рук… — министр выпустил большой клуб дыма. — Может быть, остановимся на компромиссном варианте? Хаусхофер станет шефом секретной службы, но будет продолжать руководить и военной контрразведкой… Сделать это можно, объединив секретную и разведывательную службы моего министерства в единый орган.
— Прекрасная идея! — просиял канцлер. — Сегодня же будет подготовлен приказ.
Германия (остров Фер)
— А где фрау Кунигунда? — полюбопытствовал Хаусхофер, усаживаясь напротив фон Мольтке.
Отто нахмурился и стал внимательно вглядываться в его лицо. «Нет, это сказано безо всякой задней мысли», — решил он и успокоился.
— Она осталась в Бонне, приводит в порядок свой гардероб.
Фон Мольтке разлил коньяк и поднял рюмку на уровень глаз.
— Курт, — бросил он на подчиненного пронзительный взгляд. Как могло случиться, что Фишер поручил тебе продолжать вести за мной наблюдение через завербованного Роммелем майора Эрика Мюллера, по совместительству любовника моей жены?
От неожиданности у Хаусхофера перехватило дыхание. Потом его глаза налились кровью, а рот исказила злобная гримаса:
— Мюллер?! Шпион Роммеля?! Да это же классический пример того, когда кусают руку, делающую добро. Ты спас этого майора, приблизил его к себе, а он сотворил такую гадость…
— Боюсь, вся эта история с «заговором военных» была просто придумана Роммелем, чтобы вызвать мое сочувствие к Мюллеру и помочь ему втереться в доверие. Что бы там ни говорили, у Роммеля задатки неплохого разведчика и психолога. Впрочем, — жестко усмехнулся фон Мольтке, — главное не в нем. Роммель и пальцем бы не шевельнул, не прикажи ему канцлер.
— Значит, Фишер приставил к тебе соглядатая? — звенящим от возмущения голосом спросил Хаусхофер.
Фон Мольтке специально уселся так, чтобы его лицо находилось в тени и он мог без помех наблюдать за Хаусхофером. Лицемер улыбается, сочувствует, говорит не так, как честный человек. Всякая фальшь — маска. Как бы ни была она искусно надета на лицо, рано или поздно ее все равно разглядишь.
Но Хаусхофер не лгал. Он был искренне возмущен и поведением Фишера, и предательством Мюллера, и легкомыслием Кунигунды.
«Этому человеку можно доверять… пока», — решил в конце концов фон Мольтке.
— Тот, кто роет яму другому, часто не замечает, как попадает в нее сам, — усмехнулся министр. — Пусть канцлер воображает, что я до сих пор не знаю, кто такой Мюллер.
Хаусхофер молча склонил голову в знак согласия с человеком, благодаря которому он к пятидесяти годам сделал феноменальную карьеру — из чемпиона Германии по борьбе в полутяжелом весе стал шефом одной из самых мощных разведывательных служб в мире.
За окнами виллы фон Мольтке глухо билось в песчаные берега Фера неспокойное в этот час Северное море.
Германия (Мюнхен)
Шеф баварской полиции Рольф Таннлегер откинулся на спинку мягкого кресла, нажал одну из кнопок дистанционного переключателя. Он вновь прокрутил видеокассету, только что переданную ему в полицай-президиум с патрульной машины. Изображение двух мужчин, сидящих в синей «тойоте» с гессенскими номерными знаками, оставляло желать лучшего, но компьютер уж вынес свой вердикт: это те самые лица, что пересекли германо-польскую границу как раз накануне покушения на канцлера и были замечены в Бонне, но потом потеряны полицией на целых десять дней.
Таннлегер устремил задумчивый взгляд в потолок. Он был расписан сценами из сельской жизни. Баварские крестьяне в белых рубахах и коротких черных штанах жали пшеницу, варили пиво, ухаживали за виноградниками, а их жены в цветастых красно-сине-белых юбках и чепчиках баюкали детей, мололи зерно, ткали и вязали.
«Поляки рассчитали правильно: вместо того, чтобы сломя голову бежать из Германии, предпочли лечь на дно, пока сумятица не уляжется и бдительность пограничников притупится, — размышлял Таннлегер. — Но это им все равно не поможет. Они забыли, с какой полицией имеют дело. От нее еще никто не ушел!»
Шеф полиции наклонился к микрофону, связался с командиром преследующего «тойоту» дорожного патруля. Тот сообщил, что машина миновала Бад-Тельц и держит курс на Инсбрук.
«Все правильно: они пересекут германо-австрийскую границу и сразу растворятся в разнокалиберной толпе туристов, которая заполняет Баварию и Австрию каждым летом, — сощурившись, прикидывал Таннлегер. — Может быть, даже проведут несколько веселых дней в Инсбруке, Зальцбурге или Линце — если у них, конечно, есть деньги. А потом преспокойно вылетят рейсом „Аустриэн эйрлайнз“ в Варшаву. Вена еще со времен Габсбургов представляла собой кипящий котел, в котором причудливо перемешались все нации и наречия мира. На поляков там никто и внимания не обратит».