— Откуда достаете вы собак? — спросил я у моего хозяина.
— Откелева? — отвечал он с расстановкой. — Да мы нарочно для охоты держим своих собак. Ты думаешь, барин, что всякая собака пойдет за зверем. Ан нет! Это тоже природой бывает. Вот еще покойный отец мой был охотник: так у меня еще его породы собаки остались — так вот они и хорошие. Супротив моих собак ни у кого не будет! Разве у Балаша Хомки — тоже добрые псы, тоже хорошая порода…
— А я слыхал, что вы ловите собак в Кизляре, в рыбном ряду, — заметил я.
— Бывает и это, — ответил Антип, ухмыляясь. — Да ведь это от нужды: ведь много, барин, собак пропадает, право слово… Иногда на такого зверя нападут, что собак пять аль шесть перепортит.
— А людей не ранит?
— Нет, бог миловал… Покойника батюшку зверь обранил было, да легко: только ногу попортил… да ничего — зажила…
Мы вышли из дома рано. Нас было сам-десять; у каждого по две или по три собаки. Все охотники были в зипунах и поршнях; у каждого — нож или кинжал на поясе и сумка через плечо. Только некоторые имели ружья, — но что за ружья! Солдатский ствол с азиатским замком; винтовка с азиатским замком; почти во всех ружьях снасть была привязана разными ремешками; ложа непременно поколона, и т. д. Между тем, многие из этих ружей били порядочно, как я мог заключить из разговора хозяев их.
Впереди всех шли, калякая меж собой, Антип и Балаш, как видно, большие приятели. У первого, вместо всякого оружия, был штык, насаженный на древко; у Балаша — также штык, служивший ему вместо подсошки. За ними ехал я, на моем вороном маштаке; сзади, один за другим, тянулись другие охотники, со своими собаками… и что это за собаки! Тут и красные кудлаши, и ублюдки от гончих и легавых, и поджарые выборзки, и остроухие какие-то шавки. Мне было и смешно, и совестно, и даже досадно идти на охоту с такой стаей. Что, если бы с а м Мамон, этот педант охоты, этот Немврод[4] кавказских лесов, или даже приятель мой; М. увидали меня!..
Но вот мы вышли из деревни и стали огибать сады. Справа у нас расстилалась степь, покрытая туманом, который только что, местами, начинал подыматься. Чахлые кусты обожженного терновника, с дрожащими каплями утренней росы, казались нам исполинскими деревьями. Было еще темно. Только белая полоса света шире и шире расстилалась до востока по небу, более и более бледневшему. На противоположной стороне волокнистые облака окрасились в бледно-розовый цвет. Звезды уже утонули в голубом небе, месяц казался каким-то матовым пятном. Петухи без умолку горланили в деревне. На степи стрекали стрепеты, со свистом то подымаясь к небу, то опускаясь на землю; кой-где попарно играли журавли. Изредка перебегал нам дорогу запоздалый заяц, торопясь из степи в сады… Я и не заметил, как мы перешли их и очутились в степи. Перед нами бегали хохлатые жаворонки и кургузые перепелки; неохотно подымаясь у нас из-под ног. Впереди слышался какой-то шум.
— Что это такое? — спросил я Антипа.
— Это птица в камышах гудёт.
Мы приближались к камышам. Теперь я ясно различал гоготанье гусей, крик лебедей, диких уток и множества других, незнакомых мне, птиц; между тем, жаворонки пели все громче и громче, перепела били чаще и чаще, подле нас, в траве, трещал коростель, а высоко в небе блеял бекас. На востоке показалась кровавая полоса и осветила верхушки камыша: это была заря. Вдруг от нее, как огненный шар, отделилось солнце, лучи его, пробившись в нескольких местах сквозь туман, светлыми полосами рассеялись по небу. Там, где они пересекались с облаками, облака принимали золотистый цвет, между тем, как в других местах бледно-розовый цвет их сменился темно-фиолетовым. В одном месте облака как будто разорвались и показался клочок неба, но не голубой, а светло-зеленый, точно он отражал в себе зеленую степь, которая теперь, покрытая росой и освещенная солнцем, ярко блестела матовым и изумрудным цветами. На, каждой былинке, на каждом бурьяне висела правильная концентрическая сеть паутины, на которой сверкали алмазные капли росы. Фазаны в камыше приветствовали солнце громким тордоканьем; журавли, стрепеты, перепела, как будто воодушевленные, кричали и пели громче и громче… Солнце поднялось. Утро было прекрасное…
Мы вошли в высохшее болото-кочкарник, поросший густым чаканом, осокой и редким камышом. Из-под ног у нас беспрестанно вырывались или заяц, или фазан. Собаки сперва с лаем гонялись за ними, но потом, не видя в этом успеха, перестали бегать и только жадно провожали их глазами. Я заметил одну черную, лохматую брудастую собаку, с подпалинами на бровях и с косматым хвостом, лежавшим кольцом на ее спине. Эта собака отличалась особенным хладнокровием, — даже, можно сказать, чувством собственного достоинства. Важно, ни на что не обращая внимания, шла она по пятам своего хозяина — Хомки Балаша.
4
Немврод — легендарный тиран, ввергнувший в огненную печь пророка Авраама. По легенде, бог прогневался на Немврода и послал на него москита, который через ухо проник ему в мозг и терзал до тех пор, пока тиран не погиб.