- На, попробуй. Какое же оно качественное?
Тот решительно отпил и снова:
- Нормальное масло. Нисколько не прогорклое, а горчит потому, что сорт такой.
Вязов наливает еще.
- Пей.
Тот пьет и, наконец, понимает свою неправоту. Подсолнечное маслоочень сильное слабительное. Директор уже не стойкий оловянный солдатик, а мягкий пластилин, из которого можно лепить что угодно.
- Ребята, мне в туалет нужно,- жалобно лепечет он.
- Пиши, что умышленно пытался продать пенсионерам заведомо некачественное масло и обязуешься вернуть деньги всем покупателям.
Тот быстро-быстро пишет. Вязов кивает.
- Написал. Ну беги тогда. Туалет налево по коридору.
Директор выскакивает за дверь и оттуда слышится его жалобный вопль "Пустите!". Не знаю намеренно ли Виталий посадил бабушек на пути к туалету, но у них накопилось к господину Мягкову очень много вопросов.
Миха потирает руки. Но не от радости. И изрекает:
- Хрен я еще к вам приду. Лучше бы меня бабы побили, чем тут ни за что!
- Ладно, не скули. На денег, сходи лучше в лавку, возьми бутылку. Рабочий день уже кончился, а после такого крепкого орешка грех не выпить. Предлагали же ему: давай разойдемся полюбовно. Нет, не захотел. Пусть теперь штаны стирает,- вынес резюме Вязов.
Четверг начинался тяжело. Накануне вечером мы обмывали четвертую звездочку на погонах нашего коллеги Паши Бородянского. Такие мероприятия, как правило, проходят в сугубо мужской компании, на них бывает много водки и мало закуски, а все разговоры ведутся о работе. Почему -то все жены убеждены, что мужики меж собой говорят исключительно о бабах. Но это только в присутствии посторонних, меж собой менты говорят исключительно о работе. Поэтому ментовские выпивоны следует приравнивать к рабочим совещаниям. Но голова обычно утром от таких совещаний просто раскалывается. Одной таблетки цитрамона не хватает точно. Хорошо, если помогут две.
Вот так, позавтракав цитрамоном, я и отправился на работу. Прибыв на рабочее место, обнаружил, что остальной личный состав нашего отделения точно так же мучается синдромом и жадно пьет холодную воду. Единственной работоспособной единицей был Вязов. Создавалось впечатление, что его мощный организм может поглощать и переваривать спиртное без особого ущерба для себя.
Бодренький, как огурчик, Виталий угощал кофе Борьку Фоменко. Мы с Борькой вместе учились в институте, оба попали в милицию, только я подался в опера за романтикой, а он - в участковые за квартирой. Фоменко всегда был очень общительным и ужасно деловым, он просто обожал решать чужие проблемы и постоянно нагружал меня заботами, когда кидали его многочисленных знакомых. Практически каждый его визит к нам заканчивался просьбой такого рода, но зато начинался всегда тем, что он пересказывал нам все райотдельские байки. Фоменко был всегда в курсе всего и щедро делился новостями с другими, поэтому напоминал ходячее средство массовой информации, причем истории в его исполнении звучали гораздо интереснее, чем происходили в жизни. Когда я зашел, он как раз рассказывал Вязову начало очередной байки и сразу ввел меня в курс дела, чтобы я знал о ком идет речь.
- Здорово, Игорь. Помнишь у нас Гена Белозеров работал помощником дежурного? Толстый такой, морда еще у него всегда такая красная,как из бани вышел.
- Ну,- кивнул я, тяжело опускаясь на стул.
- Он уволился.
- Ну и что.
- Но ты послушай как. Гена, еще когда у нас работал, с начальством не уживался из-за своего языка. Авторитетов не признавал, начальству правду-матку в глаза резал. Потому его шеф и сплавил в другой райотдел. А там начальник такой тощий, желчный. Ну он все Белозерова язвительно доставал, мол, сидишь тут в дежурке, ничего не делаешь, только мух ловишь, поэтому такой толстый и краснощекий. Гена слушал, слушал, а потом как-то заявляет: "А вы своих глистов выведите, тоже таким будете!". У начальника челюсть отпала. Он ее рукой вправил и как закричит: "А ну пиши рапорт, пока я тебя сам не уволил!". Белозеров плюнул, взял обходной лист и пошел по инстанциям его подписывать, что нигде никому не должен. А последним бегунок должен начальник завизировать. Ну вот Гена к нему приходит и говорит:" Все, со всеми рассчитался, теперь вы один остались." и раз рукой в кабуру. У него там обходной лежал. Начальник понимал, что Белозеров на него зуб точит, а когда увидел, что он в кабуру полез, как прыгнет под стол и кричит оттуда:"Погоди не стреляй! Можешь дальше работать!".
Мы посмеялись и я предложил Фоменко перейти к делу.
Дело заключалось в следующем:
Жена одного его товарища устроилась работать после декретного отпуска бухгалтером в небольшой частный продовольственный магазинчик. Имея уже опыт в торговле, она быстро сумела проявить себя и фактически кроме своих бухгалтерских обязанностей выполняла функции заместителя заведующей магазином. Вот только с заведующей ей крупно не повезло. Со слов Бориса выходило, что та была страшной мегерой, гонявшей своих сотрудников в хвост и гриву, как армейский старшина. Причем, на рабочем месте она сидеть не любила, наездами налетала, подобно урагану, раздавала всем на орехи и снова исчезала, порой на несколько дней. Сотрудники, которые и без ее присутствия успешно справлялись со своей работой, три месяца не получали зарплату, но боялись при ней и заикнуться об этом. Такая вот бой-баба вырисовывалась. А потом случилось следующее: та женщина, за которую хлопотал Борис, в отсутствии заведующей выполняла ее обязанности и имела ключ от директорского сейфа, где хранила и свои бухгалтерские документы. Долгое время она, выкраивая из семейного бюджета, копила себе на шубку, храня деньги в этом самом сейфе. Два с половиной миллиона. И вот недавно вечером заведующая, якобы вдрызг пьяная, заявляется в магазин после закрытия. Отправляет сторожа за коньяком, а потом распивает его на рабочем месте. Через некоторое время, в связи с тем, что сторож, молодой парень, пить с ней отказался, она решает отправиться в кабак, в поисках наличности лезет в сейф, забирает там личные деньги бухгалтерши и отбывает в неизвестном направлении. Утром бухгалтерша обнаруживает пропажу денег, жалуется мужу, тот жалуетсяФоменко. Этот самый магазин находится на участке Бориса, поэтому он без лишних околичностей, в соответствии со служебным долгом, устанавливает адрес заведующей и едет к ней домой. Дверь ему открывает вполне приличная, пролетарского сословия женщина, никак не подходящая под описание мегеры из магазина, но, что самое интересное, носящая ту же фамилию, имя и отчество. Выясняется: год назад она потеряла паспорт и уже давно законным порядком оформила новый. Определив, что тут попахивает детективом, Фоменко решает обратиться к сыщику, то бишь ко мне. И вот с утра пораньше он в мою пустую, как мяч, и гудящую, как колокол, голову загружает, не спеша потягивая кофе, эту информацию.
Мне не жалко, пусть загружает, но когда деятельная натура Фоменко, потребовала от меня еще и немедленных решительных действий, я ему со всей прямотой сказал, что, даже если сейчас объявят воздушную тревогу, я никуда не побегу, а уж тем более не сдвинусь с места по указанию какого-то вшивого хмыря Фоменко. Борька обиделся, и я понял, что погорячился.
- Ладно,- сказал я ему,- пусть твоя знакомая пороется в сейфе.
Если снова не найдет денег, то поищет какие-нибудь личные документы заведующей: трудовую книжку, пропуск в бассейн или направление в наркодиспансер. Короче, пусть поищет чего-нибудь, хоть рождественскую открытку, и приезжает сюда. Но, Борис, будь человеком, дай, измученному нарзаном и начальством, бедному оперу прийти в себя. Скажи, пусть раньше 11-ти не заявляется.
- Отлично,- повеселел Фоменко,- Игорек, коньяк за мной.
- Не напоминай мне об этой гадости!- взмолился я.
- Все, все, ухожу,- развел руками Борька и отчалил.
Годы, проведенные в райотделе, убедили меня, что от похмельного синдрома лучше всего лечит работа, а не опохмелка и разные там новомодные препараты. Не прошло и минуты после ухода Фоменко, как у всех вдруг возникла масса вопросов ко мне: у секретаря - по просрокам, у аналитиков по карточкам, у следователя - по уголовному делу. Побегав по этажам, я скоро чувствовал себя снова человеком, готовым к труду и обороне.