Возможно, такие строгости и были оправданы пару поколений назад, когда Земля находилась на грани голода и все такое. Но сейчас ситуация изменилась к лучшему. Численность населения сократилась до более приемлемой цифры; в Антарктиде и в пустынях начали разводить фотосинтетический скот. Кроме того, из других галактик нам поставляют хлеб. Словом, проблемы с продовольствием больше нет. Возможно, пора отменить квоты. Но мне кажется, наши власти просто боятся. Стоит хотя бы чуть-чуть отпустить вожжи, и на Земле произойдет взрыв рождаемости — самый значительный за всю историю человечества.
Несмотря на то что все началось задолго до моего рождения, данные меры всегда казались мне излишне крутыми. Большинство людей считает, что цель оправдывает средства. Если бы власти не приняли драконовских мер, мы бы все голодали. То, что после самозамены человек обязан подвергнуться стерилизации, еще не самое плохое; однако уничтожение детей, рожденных сверх нормы, никогда и никому не нравилось. Одно хорошо: после принятия Акта о самозамещении родители начали по-настоящему ценить своих детей.
Я сам обожал Линни, пока она была здесь. И мне было очень больно, когда ее мать увезла ее.
— Сан, дашь чего?
Я опустил взгляд и увидел трехлетнюю крошку, которая ответила мне лучезарной улыбкой и протянула ручку. Чумазая, с румяными щечками и очаровательной улыбкой. Одета в розовый комбинезончик. Волосы светлым облачком окружали голову. При виде такого личика хочется тут же вывернуть карманы, сиять с себя все украшения, туфли и отдать ей все, что у тебя есть.
Я оглянулся в поисках ее охраны и скоро обнаружил две группы — пара детишек лет по двенадцати на углу и еще двое немного младше метрах в пятидесяти отсюда, в дверном проеме. Если бы я попытался как-то обидеть крошку, они накинулись бы на меня, как свора бродячих собак.
Я протянул девчушке дешевое колечко, которое приобрел специально для таких случаев.
— Возьми, — сказал я. — И передай своим друзьям, что они получат всю еду из моей сумки, если позволят поговорить с ними.
Малышка улыбнулась во весь рот, схватила кольцо и бросилась бежать. Я смотрел, как она разговаривает с теми двоими, что стояли в дверях. Внезапно с другой стороны появилась еще одна парочка. Шесть охранников для одной малолетней попрошайки! Или она представляет чрезвычайную ценность, или они очень не хотят ее лишиться. Не прошло и секунды, как меня окружила вся шайка.
Что-то не так!
— Чего хочешь, сан? — спросил предводитель на ломаном языке, каким говорят беспризорники.
На вид ему было не больше тринадцати, но он и его дружки все как один были тощие, угловатые, держались настороженно, были готовы к драке.
— Хочу кое о чем вас спросить.
— Чего это?
— О девочке, которую один человек оставил здесь три года назад.
— Сперва покажи сумку, сан. Потом поговорим.
— Конечно!
Я открыл сумку и позволил им как следует рассмотреть продукты. Пара подростков облизнулась. Я испытал угрызения совести. Вынул из сумки упаковку сырных шариков и вскрыл ее.
— Вот вам. Поделитесь.
— Класс! — хором воскликнули дети.
Они похватали шарики грязными ручонками и принялись с жадностью запихивать лакомство в рот. Я заметил: старшие позаботились о том, чтобы белокурая малышка получила свою долю. Мне их поведение понравилось.
Главарь проглотил свою порцию и спросил:
— Что за девчонка? Как выглядит? Карточка есть?
— Нет. Нет фотокарточки. По-моему, она примерно такая, — я показал на малышку-попрошайку, — но с темными волосами.
Он покачал головой:
— Пропащие мальчишки ее не знают.
— Так вы называете себя пропащими мальчишками? Ну а не помнишь ли ты о похожей девочке лет трех?
— Нет такой. Не знаю. Может, ее продали?
Я кивнул. Продали! Черт побери! О таком варианте развития событий я не подумал. Хотя это очевидно. Старшие дети заботятся о малышах, пока те не подрастают и не начинают попрошайничать. Если в одной банде наступает временная нехватка малышей или попрошаек, они выменивают их у другой банды. Когда попрошайки вырастают, они становятся воспитателями, потом переходят в разряд охранников, а еще позже вливаются в преступный мир. Бесконечный процесс!
— Отведите меня к вашему главарю, — попросил я.
Парнишка покачал головой:
— Не главарь. Венди тебя примет.
Венди? Пропащие мальчишки? Неужели кто-то прочел беспризорникам сказку про Питера Пэна?
— Что ж, ведите.
Они повели меня на север; мы прошли пешком два квартала и спустились по лестнице в древнюю заброшенную подземку. Представить не могу, что когда-то люди путешествовали под землей, а не летали по воздуху. Но подземные туннели были настоящими; видимо, и старые истории тоже не лгут. Все дети вытащили карманные фонарики; мы побрели по коридору, выложенному белым кафелем. Когда мы спустились еще на один пролет, вожак остановился и оглядел меня.
— Жди здесь, сан. Венди придет. Жди здесь.
— Отлично. Долго ждать?
— Нет, сан. Жди. Мы берем сумку. Подарок. Идет, сан?
Я передал ему сумку с едой.
— Ладно. Но не заставляйте меня ждать слишком долго.
— Недолго, сан. Недолго.
Они оставили мне фонарик и скрылись во мраке, унося сумку с едой; я смотрел, как они крадутся во мраке, слышал их хихиканье и подумал: наверное, они принимают меня за первостатейного лоха.
После часа ожидания в мрачной дыре, выложенной кафелем, не увидев Венди, я убедился в том, что мои подозрения подтвердились.
Что ж, не в первый раз! И уж конечно, не в последний. По правде говоря, я заранее ожидал, что меня надуют, но решил, что игра стоит свеч. В конце концов, еда обошлась мне недорого. И все же мне стало неприятно. Я вроде как лучше думал о них.
Я вылез из туннеля и полетел наверх. Вернувшись домой, я задумался. Только сейчас я осознал, какую нелегкую задачу мне предстоит решить. Я должен найти незарегистрированного ребенка, девочку, которая не знала, кто она такая, не имея фотографии и даже опознавательных знаков, с которых можно было бы начать расследование, девочку, пропавшую три года назад.
Подумать только, на что я променял жизнь богатого бездельника! Иногда мне кажется, что я сошел с ума.
IV
Когда я включил свет в квартире, Игги встал на лапы, ухватил пролетавшего мимо таракана и вернулся к себе в угол, чтобы прожевать добычу. Не слишком он компанейский. Игуаны, как известно, теплотой не отличаются.
Пробыв дома всего минуту, я понял, что ошибся. Я ощутил подавленность, и именно в такое время, когда сопротивляемость у меня ослабла. Не успел я расстегнуть комбинезон, как дискетки воззвали ко мне из шкафчика, в котором я их держал.
Уже двадцать дней! Двадцать полных дней с тех пор, как я в последний раз подключался к дискетке. Рекорд. Я гордился собой. Но чувствовал, что мои силы постепенно слабеют. Трудно противиться их зову после такого долгого воздержания — не важно, как сильно хочется соскочить.
Я начал думать о дискетке с группенсексом, которую купил, как только разжился золотишком. В ней столько тел, которые постепенно наливаются желанием, и все заключены в маленькой дискеточке. Всякий раз я боялся перегрузки. Очень трудно противостоять. Ничего мне в тот миг так не хотелось, как подключиться и раствориться в чувственных ощущениях. Но я никогда не соскочу, если не проявлю твердости.
Может быть, стоило просто резко бросить, разблокироваться — и все. Но я слышал жуткие рассказы о парнях, которые вот так отключались и вскоре после того попадали в черную дыру. Нет уж, спасибо! Может, живу я не очень хорошо, но это моя жизнь, и другой у меня не будет. Я предпочитал бросить постепенно. Но, клянусь Ядром, это меня медленно убивало.