Стоп! Поезд остановился, в коридоре качнулись люди и чемоданы, а он так и не увидел Лены. А может, действительно не узнал? А может, не пришла? На всякий случай она объяснила ему, как добираться и где телефоны. Но неужели он — всякий? Возможно, пришло время терпеть и улыбаться? Он ведь знает наперед, что с нею будет нелегко. Но, во всяком случае, пора — освободился коридор, а попутчики и чемоданы замелькали уже снаружи. Сейчас он выйдет, и скрип снега из внешних пределов заглушит внутренние страхи.
— Это он?
Возле дома ее окликнул выглянувший из машины мужчина. Голос незнаком, и его самого она не видела, но по тому, как сидела на нем одежда, и еще в нем было что-то такое неуловимое, она поняла, что это один из многочисленных в последнее время гостей с Кавказа. Главное — взгляд, неприятный и опасный — русские, в большинстве своем, на женщин так не смотрят. Наткнувшись на взгляд, не желая, но понимая, что это нужно сделать, она остановилась.
— Извини, что вмешиваюсь в твою походку, — вежливо и даже приятно улыбнулся гость, при этом не выпуская ее взгляда из своего, — ты на вокзал? Садись, подвезу, мне Алексей тоже нужен. Не бойся, ненадолго, всего-то на пару минут. Ты ведь его так торопишься встречать?
Он говорил без акцента, но серые глаза выдавали его. В них застыла неподвижность, а слова вроде бы и без явной грубости, но со скрытой угрозой. Они показались какими-то замерзающими, неподвижными — не держась в воздухе, они тут же падали на снег. Стало страшно, но она поняла, что дело тут не в ней, а в Алексее.
— Можешь маме позвонить, если хочешь, — вытащил сотовый гость. — Хорошая у нее работа, правда? А главное — окна большие, с улицы все отлично видно. Садись, не бойся — ты мне нужна как гарантия спокойного нашего с ним разговора, а твоя мама — гарантия твоего правильного поведения. Звонить будешь?
Что ей было делать? Она села, а минут через пятнадцать — в машине ничуть не быстрее, чем на метро, они уже были на вокзале. По дороге мужчина звонил из машины, и она слышала, как он сказал по-русски: "Поднимайтесь". Больше он не разговаривал с ней, молчала и она, отмечая про себя, что едут они действительно к вокзалу. Вот только мысли запаздывали, не успевали за вдруг ускорившимся движением: сначала мысли остановились у подъезда, а она уже ехала в машине, затем они остались в машине, а она уже шла по автостоянке, потом они запутались в рядах автомобилей, а она уже была на вокзале, у главной лестницы, внизу, и рядом незваный с Кавказа гость.
— Подождем здесь, среди людей, чтоб тебе не так страшно было. Ты же объяснила ему, как к метро пройти? Меня Асланом зовут, спроси, если что не ясно.
— Откуда вы его знаете?
— Воевали вместе.
Больше она ни о чем не спрашивала. Они стояли молча, а гость еще раз позвонил и поинтересовался, хорошо ли видно. По-русски, намерено демонстрируя открытость. А видно, наверное, их? Она заметила, что номер в памяти, и поняла, что она просто зритель, что список приглашенных невелик, что не получится уйти, но не догадалась, что мир уже превратился в большую белую картину, панораму с подвижными пятнами-людьми и, помня слово "гобелен", она, тем не менее, не знала его сегодняшнего применения.
— А он, наверное, не узнает тебя? Давно не виделись? Можешь матери позвонить, — вновь предложил назвавшийся Асланом, — не боись, все без обмана.
Она не стала звонить — отстраненность неподвижного зрителя, самосохранение и что-то еще, наверное, обыденная вокзальная суета, подсказали ей, что за себя волноваться не стоит, если это, конечно, возможно. А вот кавказец со спокойным напряжением рассматривал снег, прохожих, ее, а так же прижавшийся к вокзальным сенам безмятежный милицейский патруль, и оживился, когда объявили поезд. И даже занервничал, впрочем, не дергаясь внешне, когда по лестнице стали спускаться первые пассажиры.
Прошли, наверное, минуты, и показалось, что Алексей уже не появится. Но нет — она зря надеялась. Хоть и в зимнем, но она сразу узнала его, и почувствовала, что и сероглазый, не слишком приглядываясь к ней, понял это. Она же сама объяснила Алексею, как удобнее пройти к метро и телефонам.