Во всем виноват закон Архимеда. Там, на площадке у корчмы, а затем и в автобусе мужчины всю вторую половину дня готовились посвятить приобретению вечернего спиртного — инструктор подсказал обычные маршруты. Но некоторая усталость, сытный обед и выпитое вино изменили закупочные планы, разморив всех. Алексей также поддался всеобщей лени и провалялся в постели больше часа, слушая философски негромкий храп Александра и медленно рассуждая на тему, подсказанную Виночерпием: "За час бухло не скиснет", и над песней из радиоточки: "Слушай, а может, вернемся?"
"Интересно, — лениво думал он, — а вот еще один тезка-Лешка, вдруг ставший князем Меньшиковым, или братья-солдаты Орловы, сделавшиеся вмиг графами, все так же сыпали словечками, вроде: "бухло", "скиснет", или быстро перестроились, заучив: "фуршет" и "ассамблея"? Может быть, хотя ни Петр, ни последовавшие за ним царствующие тетки благородным поведением не отличались".
Но, все же оторвавшись от подушек под воздействием громогласного Командира, они предприняли экспедицию по намеченному маршруту, закупив, согласно подсчитанных в списке галочек, белого и красного. Отнеся тяжелые ящики в номер Виночерпия, Алексей оставил активистов грядущего вечера знакомств во главе с Финансистом составлять план-карту наливок и закусок, а сам отправился, как и предполагалось, на поиски зубного врача. Кажется, для спешки нет причин — он знает общее направление и врач принимает заезжих в конце рабочего дня, но его еще нужно отыскать в вытянутом вдоль речки, длинном, в одну улицу, городе-селении.
Во всем виноват адмиральский час, и хотя причин для торопливости вроде бы и нет, но он шагает уже черт знает сколько, а мостика, ориентира, ведущего в центр городка, все еще нет. И он торопится, а время из-за этого бежит быстрее, а бесконечная улица все так же дарит повороты и короткие переулки, извиваясь по прихоти горной реки и повторяя изгибы ее несвободного движения. По одноэтажной традиции местных жителей почти не видно — они хорошо знакомы с расписанием единственного и очень ненавязчивого автобусного маршрута, но прохожий безусловно обратит внимание на любовь аборигенов к высоким заборам и крепким воротам. Однако иногда открытые ворота все же позволяют увидеть утопающие в зелени дома и похожих друг на друга, в каких-то безрадостных одеждах женщин, без устали копающихся в своем "многоукладном" хозяйстве.
Но вот и мостик, и шум воды, спорящий со звуком шагов — он в центре городка. Пара магазинов, кинотеатр, а здание местной управы, растолкав официозом остальные строения, отгородилось от них молодыми елями — как в Маааскве. И людей здесь больше — почти суета. На базарчике женщины торгуют фруктами, вином и прекрасным горным медом, а так же шерстяными вещами отличной домашней вязки из ими же сделанной пряжи. Но время на вечер и базарчик почти пуст, а вязальщицы, собрав пушистую теплоту, к ужину явятся на турбазу — чтоб предложить свои изделия откушавшим фрикаделек туристам.
Уточнив и без того единственное направление к цели и получив ответ из не менее чем тридцати слов и не более чем двадцати жестов, Алексей, пройдя центр в три минуты, вновь оказался на нескончаемой улице. А время действительно на вечер: речное русло и созданная им неширокая долина окружена неправильными пирамидами гор, и солнце, с опозданием появляясь над их зелеными гранями, рано покидает втиснутую меж ними перевернутую призму воздушного неба. Вес воздуха, он вполне ощутим. Но это еще не наступление темноты — склоны блестят освещенной зеленью лесов, а если заглянуть за них и выше — ледяные шапки все также сверкают на солнце. Но внизу тень, и джигиты из небедных, коротко прогрев двигатели своих, по преимуществу импортных рысаков, мужественно хлопнув дверцами, уже вывели их на единственную трассу.
Как раз два таких джигита и попались Алексею на пути: он увидел их, миновав очередной уличный поворот, повтор речного изгиба. "Черный Волга", как грузинский тамада на свадьбе Фантомаса, широко распахнув дверцы, застыл почти поперек дороги, уткнувшись лобовым стеклом и в избытке хромированным радиатором в расширяющуюся по течению реки долину. А в ней, словно в лотке золотоискателя, кажется вот-вот блеснут самородки последних солнечных лучей. Нет, еще не вечер, но в спокойный воздух пока не наступивших сумерек уже проникли вирусы вечерних начинаний, рождая то самое состояние ума и души, которое вместе с памятью тела о дневном труде, повторившись и смешавшись не одну тысячу раз, вычертит на лице избранного старого человека то, что сторонний наблюдатель обычно называет восточной мудростью.