И сразу же стал участником потока из людей и чемоданов, устремившихся в том же направлении. Чем больше детей и поклажи, тем медленнее движение, а у него только сумка через плечо, и обгоняя многих, он вошел в здание вокзала. Тугие двери — граница свежего воздуха. Внутри — духота, но заметный указатель "к автобусным остановкам" выручил его, и парень, не задерживаясь, прошел здание насквозь.
Выйдя из противоположных дверей, он очутился над привокзальной площадью, большой и жаркой, и над множеством автобусов всевозможных размеров и марок. Желтые городские гармошки, высокие солидные "Икарусы" — оранжевые настроения, "РАФики", "ПАЗики", голодная стая такси. Все пространство над площадью наполнено запахами выхлопных газов, жженой резины и горячего асфальта. Плотный шум машин, проносящихся по дороге мимо площади и вокзала — дальняя граница этого шумяще-подвижного мира. Слева расположился небольшой, но многолюдный торговый городок из ларьков самого свободного стиля, а дым мангалов и зонты-грибы обозначили несколько кафе. За ними виднеется сгущение людей — свидетельство оживленного привокзального рынка.
Парень спустился по широким ступеням — на площадь, к автобусам. Путь, естественно, лежит мимо прайда таксистов, и несколько горячих джигитов, прервав привычно ленивый и одновременно оживленный разговор, немедленно предложили свои услуги, вычислив в нем милитариста: "Куда еэхат, командыр?" Но парень вежливо отверг их активные предложения. Между автобусами и машинами снуют люди — загорелые отъезжающие и, как и он, бледные приезжие.
Нашлась нужная остановка, а на изучение расписания времени потребовалось немного — столбик чисел короток и ясен, ждать придется долго. Еще раз, скорее машинально, пробежавшись по сжатому столбику, он повернулся к шумящей площади — до отъезда много времени и его придется медленно убивать… но, неожиданно, вдруг, увидел, что в его сторону направляются двое: та, еще на перроне замеченная им девушка и один из ее спутников. В привычной быстроте походки, уверенных движениях, отсутствии жеманства — попутчицы смазливости, чувствуется сознающая свою привлекательность женщина.
Они, она уже совсем рядом, прошли, прошла к тому же расписанию, мимо него, несколько ошарашенного неожиданно увиденным образом и с удивлением вслушивающегося в возникшие вдруг, из ниоткуда удары собственного сердца. Проходя, девушка посмотрела на него, но, кажется, не заметила.
А он, еще бы, смотрит на нее. Время растянулось, сознание исчезло, уступив место восприятию: не все волосы попали в плен к заколке, кожа еще не тронута солнцем и загаром, а в голубых глазах понятные женские рифы. Ее движения соразмерны и сильны, стремительны, но не угловаты, она явно выделяется из дружных женских толп, поддавшихся моде и подчинившихся идее быть похожими на отмытых и приодетых, сытых хиппи, вялым поведением своим копируя дождевиков из теплых мелких луж.
Жарко, а от нее веет запахом костра и влажного гранита, а присутствие отвязного спутника лишь оттеняет предполагаемую романтику будущего перехода. Почти не сопротивляясь зарождающемуся вздоху, парень сделал шаг, другой… и ушел, оставив за спиной причину как всегда неожиданно возникающих и тревожащих симпатий.
Привокзальный рынок невелик, но очень оживлен, и разделен на покупателей и продавцов. Покупатели, в свою очередь, тоже разделены на две неравные части. Большая и подавляющая — приезжие, временные обитатели вокзала и его окрестностей, в разнообразии своем все-таки объединенные бледностью лиц, и меньшая — местные, в основном шоферы, работники вокзала и просто случайные прохожие. Ну а продавцы, люди разных национальностей, разнообразных форм загара, внешности, одежды, горбоносости — жители этого города, и они также соединены неуловимым сходством. Как будто они обладают особой, общей для всех них покровительственной окраской, объединяющей их в единое целое со своим городом, пыльными домами, жарким солнцем. Плоть от плоти, и здесь, на небольшом и толкающемся пятачке торговли они заметны — их меньшинство. Они статичны — оттого, что все привычно их глазу. Спокойствие и неудивление взгляда, незапрограммированного на поиск и запоминание необычных впечатлений, выдавливают их из слоняющихся вокруг толп путешественников. А в глазах последних ясно читается жажда отпускных приключений, южной экзотики и неотягощенной бытовыми заботами эротики.
Парень среди них, на стороне покупателей, и судя по изрядно покусанному лавашу в руках — довольно долго. Какая это вкусная вещь, лаваш — если, конечно, его не делали русские. Поддаваясь основным течениям и вынужденной неторопливости, парень движется без цели, но все уже изрядно надоело и, оказавшись у выхода, он покидает рынок. Суетливая толкотня и небольшая кучка мужчин с повышенной температурой тел, обступивших наперсточника, остались позади, а впереди виден вокзал и аллея, ведущая к нему, чуть в стороне от горячих железных параллелей, бликующих на солнце. Вереница скамеек под угнетенными жарой, асфальтом и бетоном магнолиями — их круглые кроны невысоки, и до листьев без труда можно дотянуться рукой. Пыль приглушает зеленый глянец, но яркие нескромные цветы похожи на колибри.