— Так это то, о чем я подумала?
В красивом главном корпусе, в холле, есть пятнистый охранник, но Алексей совсем на него не похож. А главное — не сильный, но противный, резкий запах — она ткнулась носом ему в плечо и подмышку и почувствовала его смущение.
— Давно я не стирался.
Ну конечно, он замялся, пытаясь и не желая отстраниться, и ей показалось, что он вспоминает, что нужно сделать, чтобы покраснеть. Смущение мужчины — это всегда интересно.
— Как интерестно, — она еще раз вдохнула в себя незнакомый, но вполне понятный с первого вдоха запах. Не совсем такой, как от бумажной гильзы из обреза Степаныча. Море приелось, и поход кажется лучшими днями… — Ты, кажется, забыл, что я без пяти минут математик?
— Безработный.
— Мне предлагают остаться, не виляй.
— На шестой год?
Смущение и растерянность первой минуты исчезло, время "напряженных животов" истекло и, поднимаясь по мрамору ступеней, она отмечала, как легковеснее становились слова и естественней улыбки — как будто встреча была просто встречей, а удивление и нервозность остались внизу мокрыми, но уже высыхающими следами.
— Я помню твою склонность к вычислениям, — немного посопротивлявшись, все же сдался Алексей. — Да, это в точности то, о чем ты догадалась. А ты хорошо смотришься на мраморе! Тебе бы родиться где-нибудь недалеко от Ниццы, а лучше в Акапулько. Там волны больше. Будешь в Акапулько, не ныряй во время отлива, хорошо?
Соглашаясь и как бы отступая, она вновь вдохнула химическую смесь ясных подозрений. Запах не так уж и силен, но попадая в нос, он не уходит в легкие, а цепляясь за язык, сразу проникает в виски и уши — так кажется. Но он точно не похож на запах охотничьих патронов. В пропитанной неприятной ядовитостью пятнистой материи свились в клубки горячие укусы, быстрые и немигающие.
— Не буду.
Эти укусы для людей. И если он не хочет говорить, то она не будет спрашивать. А на следующей ступени вспомнилось, как нудно он заставлял ее нырять, не решаясь применить силу и приводя при этом множество обоснованных, на его взгляд, но бесполезных для нее причин. А он любил нырять и даже взял маску — на прокат, у своего друга, Дениса. Она сдалась за день до отъезда на турбазу, перед "вечером большого душа", и забрала у него маску и трубку. Ей не нравятся мокрые волосы, а море не горное озеро и быстро превращает их в узбекские косички. Но это ужасно понравилось Алексею — он считал ее амазонкой, и хотя это не ново, однако нравилось ей.
— Ты тоже неплохо смотришься, похож на усталого легионера.
Широкие ступени блистающей на солнце лестницы приятны, а ноги, разгибаясь, задают ритм фразам.
— На миллионера?
В этот последний перед отъездом день он сделал ее фото. Раздобыл "Поляроид" — кажется у своих земляков, и неожиданно сфотографировал ее — так, с мокрыми волосами, она и отправилась к нему в карман.
— Какой ужас! — возмутилась она тогда.
— А это не для тебя, — спокойно возразил он.
А из кармана, потом, в удостоверение — оно еще плохо помещалось там, это поляроидное фото. Ей трудно было представить Алексея в форме, и военное удостоверение казалось подделкой, но его неожиданное появление и жжено-кислый запах, и пока они поднимались по лестнице к корпусу, она с удивлением осознала, что уже прежний он кажется подделкой. Он чуть не застрелил Витюшу взглядом и этим рассмешил ее, но быстро догадался, что большой мальчик ему не соперник.
Соперники неудивительны, но в холле ревность, пожалуй, кольнула уже ее, несильно и смешно, но все же.
— Все-таки решили остановиться?
— Да, до утра, как и обещал.
Ирина, ей соседка по комнате, а Витюше по городу. Южные трудности с работой заставляют ее мотаться туда-сюда, от дома к работе и обратно, так что в двухместном, в спальню и душевую, плебейском, но вполне терпимом номере Лена часто остается одна, что, в общем-то, неплохо, но бывает, задверные проблемы ее преследователей мешают ей спать.
А несколько раз Ирина привозила с собой сына, и тогда между кроватями появлялась раскладушка. Ему восемь, но в отличие от бледной и равнодушной к солнцу мамы он блестит упорным, наверняка еще с весны загаром, и с любопытством целится в мир быстрыми, из-под выгоревших бровей и невидимых ресниц глазами. Белые, бесцветные, коротко остриженные волосы плавным контрастом теряются на почти черной шее — он похож на персонаж из "Дубравки". Но мама не Дубравка — может показаться, что по утрам вместо чая она пьет валериану. При этом она не глупа — полный уверенности и достоинства тон преподавателя, знающего чуть больше, чем того требует школьная программа, очень идет ей, и когда она не может ответить на кроссвордный вопрос, то это почти недоумение. Она сразу же понравилась Лене.