«Значит, купчины были правы! Контора на обоих этажах, а где же тогда бордель?!» – поразила Палиона ужасная мысль, а топот грохочущих по коридору первого этажа армейских сапог принудил к незамедлительному действию. Хлипкие, ненадежные двери, одна за другой слетали с петель под ударом ноги, но ни за одной из них не было ни успокаивающего глаз антуража, ни обнаженных девиц. Наконец, когда уже к нему подбегала стража, настал черед последней двери, за которой просто обязана была находиться обитель продажной любви.
– Ну, что ты так долго милый? Я же сказала, что ты дурачок, так долго дорожку к любимой искал, – захихикал розово-зеленый попугай, оказавшийся на самом деле Тереной.
Купчиха поджидала его в совершенно пустой комнате, где не было ни чинуш, ни столов. Непрерывно оглаживая затянутые чулками ножки и поддергивая своими обнаженными прелестями, неизвестно какого большого размера, купчиха издевалась над ним и смеялась прямо в глаза.
– Ах ты!.. – просопел, как пробежавший несколько миль носорог, Палион и кинулся к вдовушке, уже желая не захватить ее в плен, а просто спихнуть с окна и насладиться видом ее распластанного на мостовой тела.
Видимо, вдовушка, как и Озет, обладала даром читать чужие мысли; вполне вероятно, у нее просто была хорошо развита интуиция, а может, ее смутил вид пик стражников, уже почти достигших двери. Толстушка ловко перебралась с подоконника на карниз и скрылась из виду, Палиону ничего не оставалось, как только полезть вслед за ней. Карабкаться по карнизам и крыше куда приятнее, чем выдерживать схватку с озлобленной, раздраженной пробежкой стражей.
Несмотря на объемные телеса, предполагающие неимоверную медлительность и неуклюжесть, купчиха в непристойном виде легко перебирала по скользкому карнизу босыми ножками. Лачек только вылез из окна, а его «подружка» уже добралась до края крыши и, повернувшись к нему лицом, стала поигрывать еле помещающимися в панталоны бедрами и торопить его, громко выкрикивая обещания непристойного содержания.
Хоть разведчику и приходилось раньше тешить публику, отбивая хлеб у цирковых акробатов-эквилибристов, но так быстро, как вдовушка, он передвигаться все же не мог. К счастью, стражники на карниз не полезли, лишь высунулись из окна и тщетно пытались достать до его спины чуть пониже поясницы острыми кончиками длинных пик. Скрежещущего зубами от злости Лачека радовало лишь то обстоятельство, что глупая толстушка сама загнала себя в ловушку. Без разбега в семь-восемь шагов на крышу соседнего здания было не перепрыгнуть, а он уже находился на расстоянии десяти. Предвкушение приближающегося часа расплаты подбодрили балансирующего на карнизе разведчика и дали ему сил, чтобы ускорить шаг.
– Ну давай, ты уже почти рядом, мой сладенький торопыжка! – издевалась Терена, до которой пока еще не дошло, что она находится в безвыходном положении. – Нет, нет, милый, ты опять опоздал! Придется поиграть еще!
Одарив сократившего расстояние вдвое Лачека игривым воздушным поцелуем, купчиха быстро подпрыгнула на два метра вверх, развернулась в полете, а по приземлении тут же оттолкнулась ногами от края карниза и совершила прыжок, при виде которого разведчик остолбенел и чуть не свалился вниз. Толстушка легко перепорхнула на соседнюю крышу и снова принялась совершать непристойные движения бедрами, настойчиво призывая своего любимчика последовать за ней. Палиону, наверное, стоило прекратить преследование, он понял, что вдовушку ему не догнать, по крайнее мере здесь, на крыше. Однако в сложившейся ситуации ему не оставалось иного выхода, один из стражников осторожно, трясясь от страха и закрывая глаза, чтобы не смотреть вниз, все же выполз на узкий карниз.
Отступив пару шагов назад, Палион задержал дыхание, сконцентрировался, а затем, резко выдохнув, помчался навстречу зияющей бездне. Уже в прыжке он услышал громкий выдох толпы. Добрая сотня зевак внизу, позабыв о драке и взаимных обидах, задирали вверх головы и завороженно следили за его граничащим с самоубийством трюком, ожидая того момента, когда крошечное тело вверху перестанет двигаться вперед и, размахивая всеми четырьмя конечностями, полетит вниз. Лачек был абсолютно уверен, что момент его падения и ломающего кости удара о мостовую уж точно никто из собравшихся пропустить не хотел. Однако «доброжелательно» настроенные зеваки остались ни с чем, прыгун их разочаровал тем, что хоть и не долетел, но все-таки смог зацепиться руками за край карниза, а затем, подтянувшись, оказался на крыше соседнего здания.
Снизу донесся протяжный вздох разочарования, пляшущая уже на другом конце крыши Терена зааплодировала и запрыгала с грацией бегемотообразного кузнечика, превращая в осколки под собой черепицу, а обрадованный стражник с чувством выполненного долга развернулся и полез обратно в окно.
– Браво, милый, ты такой молодец! – прокричала толстушка, раздражая взор Палиона новыми кривляниями. – Мне так понравилось, я еще, еще хочу!
«Что ж, видать, это далеко не последняя крыша! – с сожалением, подумал Лачек, уже оставивший мысли о прекращении преследования. – Что ж, давай побесимся, попрыгаем, дорогуша! Ох, что я с тобой сделаю, когда доберусь!!!»
История повторялась от крыши к крыше, и этому не было видно конца. Сначала толстушка в розовых панталонах подманивала его к себе, то раздражая слух пошлыми шуточками, то оскорбляя его мужское начало, о котором, кстати, большинство знакомых ему женщин были куда лучшего мнения, а затем, когда он уже почти настигал шаловливую дамочку, она оказывалась на крыше соседнего здания. Самое ужасное, что разведчик понимал бессмысленность погони, но не мог остановиться. Проказница Терена как будто обладала каким-то неисчерпаемым источником силы и проворства, в то время как он слабел с каждым новым прыжком, с каждым новым подъемом по осыпающимся под ногами, скользким черепицам.
Они проскакали уже полгорода. Наконец-то азарт погони иссяк, и Палион уже твердо решил спускаться вниз, как его мучительница внезапно пропала. Терена просто в очередной раз прыгнула, а когда он, разбежавшись, перепрыгнул на более низкую крышу одноэтажного дома, то ее уже там не было. Разведчик застыл, не веря, что такое могло случиться, и завертел головой, в надежде обнаружить выступающий из-за печной трубы кусок розовой материи или смеющуюся над ним толстощекую рожицу. Однако Терена на самом деле исчезла, то ли устав от наскучившей забавы, то ли неожиданно для себя обнаружив, что и у нечеловеческих сил есть предел.
«Пора убираться отсюда», – принял решение Палион, посчитавший, что крыша выходящего на оживленную площадь дома не самое удачное место для отдыха и наслаждения прекрасными панорамами средневекового городка и его окрестностей. Действительно, и расхаживающие внизу горожане, и бездельники, смотревшие в окна, могли заметить его в любой миг и позвать стражу. Еще более осторожно, чем во время погони, ступая по маленьким, покатым черепицам противного ярко-коричневого цвета, разведчик начал перебираться к краю крыши со стороны внутреннего двора. Там спускаться было куда, и гораздо удобнее, а кроме того, было меньше шансов, что его обнаружит праздно слоняющийся зевака. Разведчик уже приблизился к водосточной трубе и почти начал спуск, как ему в глаза бросилось огромное, желто-зеленое пятно, находившееся прямо по центру пустого двора. Это была карета, на козлах, свернувшись калачиком, дремал недоспавший с утра возница, а на крыше и на стенках кареты красовались до боли в сердце знакомые гербы.
– Ничего себе! – присвистнул Палион, не поверивший своим глазам и не надеющийся на такую удачу.
Карета принадлежала герцогу Самвилу, тому самому мерзавцу, за которым они с колдуном и отправились в лиотонскую столицу. Планы мгновенно поменялись, а растраченные на прыжки силы откуда-то вдруг взялись. Разведчик осторожно спустился до середины водостока, а затем, вместо того чтобы спрыгнуть вниз, ведь до земли оставалось чуть более двух метров, заглянул в закрытое, но не задернутое шторой окно.