В среду вновь вернулись к его семье. Как звали родителей его отца? Если его деда звали Михель, почему он иногда указывал его как Миша? Карлоу пояснил, что это одно и то же, например как Джон и Джек.
Агенты ФБР набрасывались вновь.
ФБР: Девичья фамилия вашей бабушки?
Карлоу: Фон.
ФБР: Нет, ее фамилия была Фоу.
Карлоу отреагировал скептически. «Я рассмеялся, когда понял, что случилось. Они отыскали во Франкфурте свидетельство о рождении моего отца и не смогли прочесть готический шрифт. В витиеватом рукописном старогерманском написании, утраченном в период между двумя войнами, буква «и» писалась с черточкой наверху.
Без такой черточки это была буква «n». Черточки над «u» не было, и ФБР тем не менее не смогло ее прочесть правильно.
Более подробные вопросы о школах, политических группах, в которые входил Карлоу в Суартморе. И вновь о его отце. Где он родился — в Германии или в России?
Агенты начали задавать вопросы о людях, которых Карлоу знал на протяжении жизни, по каждой фамилии, указанной в его автобиографии, которую он заполнял при поступлении на работу в ЦРУ, по каждой упомянутой им в докладных записках фамилии бывших служащих ЦРУ и даже по фамилии Ричарда Хелмса. «В алфавитном порядке они прошлись по всем, кого я знал. Друзья, коллеги; родственники, и про каждого они спрашивали, не был ли он гомосексуалистом. Вы знаете Джонса? Не был ли он гомосексуалистом? Он с вами не заигрывал? Хелмс — коммунист? Я ответил: „Я не намерен отвечать, это просто смешно“».
В четверг агенты ФБР начали подробно расспрашивать Карлоу об операциях проникновения ЦРУ против Советского Союза. «Особенно их заинтересовало мое знание подслушивающих устройств».
Они требовали от Карлоу указать кодовое название проекта ЦРУ по копированию подслушивающего устройства, вмонтированного в герб. Карлоу отказался сообщить его. «ФБР спросило меня, передавал ли я Советам какую-либо информацию, касающуюся знания американцами этого устройства. Я ответил, что нет. Вся моя информация сводилась к тому, что научно-исследовательские работы продолжаются с привлечением технического специалиста из Голландии».
В ЦРУ Карлоу также работал над созданием «не поддающегося обнаружению подслушивающего устройства для автомобиля, которое можно было бы быстро установить. Идея состояла в том, чтобы взять крохотное устройство и вмонтировать его за приборной доской автомобиля. Это дало бы нам возможность следить за автомобилем и слушать разговор на разумном удалении. Питание поступало бы от собственных элементов питания». В процессе своих исследований Карлоу посетил лабораторию электроники в Монтауке на Лонг-Айленде, где проводились аналогичные исследования в интересах ФБР. В результате ему стало известно о попытках ФБР осуществлять перехват разговоров в автомобилях.
Теперь следователи, ведущие допрос Карлоу, перешли к этому вопросу. «Они спросили меня об установке аппаратуры для съема информации в автомобилях, которые предполагалось поставить Советам в Мехико. Мне было известно об этом».
Это была совместная операция. «ФБР и ЦРУ установили такие устройства на четырех «фордах», которые предназначались для советского посольства в Мексике в 1959 году. При установке «жучков» ФБР разобрало эти автомобили до шасси, с тем чтобсл теоретически их невозможно было отыскать, хотя Советы сразу же узнали об этом. Итак, ФБР указало пальцем на меня. «Ты был тем парнем, через которого произошла утечка этой информации Советам». Разумеется, это нонсенс».
Казалось, ФБР было досконально известно об операции с привлечением бруклинского бизнесмена, который попытался перегрузить покрытые пятнами бананы ЦРУ компании детского питания «Джербер». Оно требовало назвать имя агента, то есть бизнесмена, и сумму исчезнувших денег, которая превышала сто тысяч долларов.
ФБР неоднократно требовало от Карлоу указать, сколько раз он был в Восточном Берлине. Он полагал, что два, максимум три раза, и всегда по приказу ЦРУ.
Агенты, казалось, были убеждены в том, что ЦРУ дает пристанище гомосексуалистам. «Они спросили меня, почему так много «гомиков» работало в резидентурах ЦРУ в Германии в начале 50-х годов».
Затем агенты насели на Карлоу с вопросами о чернилах для тайнописи. Когда он был в Германии, штаб-квартира заинтересовалась симпатическими чернилами для использования в Восточной Европе и направила два образца. «Мы проанализировали их и обнаружили, что один представлял собой аспирин, другой — уксус. И тот и другой можно было использовать. Мы провели исследование и пришли к выводу, что лучший состав для тайнописи использовали русские. Я сказал, что нам надо что-то получше, чем аспирин. Мы разработали формулы симпатических чернил в Германии».