К тому времени Карлоу не пытался сохранить свое место работы. Все, что он мог делать, — это бороться за восстановление своей репутации. «Когда на пятый день допросов в ФБР мне было вынесено окончательное обвинение, — писал Карлоу, — я почувствовал облегчение, они никак не могли доказать, что я был русским шпионом. Обвинение было явно абсурдным. Но я не хотел, чтобы в отношении меня остались какие-то подозрения».
Карлоу продолжал требовать от обвинителей конкретных доказательств. Если, как они утверждают, он — советский шпион, то необходимо привести данные о месте, времени и характере осуществленных им акций. Он настойчиво добивался от генерального юрисконсульта ЦРУ Лоренса Хьюстона конкретных сведений о якобы совершенных им преступлениях.
«Наконец, они представили две даты. Предполагалось, что 6 января 1950 года и 24 августа 1951 года я находился в Восточном Берлине, где имел встречи со своим руководителем — оперработником КГБ, таинственной Лидией».
Однако Карлоу удалось найти доказательства, подтверждающие, что в указанные дни он находился в других местах. Как оказалось, у Карлоу хранилась книга с надписью «Моему дорогому другу Питеру Карлоу, Руан, 6 января 1950 года» (тот самый день, в который Карлоу, согласно обвинению, должен был находиться в Восточном Берлине). Книга была ему вручена одним из французских героев второй мировой войны капитаном Жаном л’Эрминье. Последний был командиром подводной лодки «Касабланка», которая доставила на Корсику 104 французских и марокканских командос за сутки до освобождения этого острова в 1943 году. Карлоу и этот французский герой были инвалидами, француз в годы войны потерял обе ноги.
Впервые Карлоу познакомился с л’Эрминье в госпитале ВМС США в Филадельфии, куда оба были направлены на лечение и протезирование конечностей. Один из сотрудников госпиталя поинтересовался, знает ли Карлоу французский язык, так как в госпитале был пациент, не говоривший по-английски. Карлоу таким образом оказался в одной палате с французом. «Я увидел фотографию подводной лодки над кроватью француза и сразу понял, кто передо мной», — вспоминал Карлоу. Оба пациента стали хорошими друзьями.
В конце декабря 1949 года Карлоу на борту парохода «Иль-де-Франс» направился в Гавр. Из Франции он должен был поехать в Германию, где в Карлсруэ по поручению Ричарда Хелмса ему предстояло создать техническую лабораторию. «Мы отпраздновали новый год на борту, Иль-де-Франс»», — вспоминал Карлоу. Из Гавра Карлоу выехал поездом в Париж, а затем другим поездом — в Руан, где остановился на ночь и посетил л’Эрминье. Француз подарил Карлоу свою книгу «Касабланка», в которой рассказывается о подвигах его знаменитой подводной лодки в годы войны.
Карлоу сумел также восстановить события 24 августа 1951 года. По данным Карлоу, в этот день он, его мать и будущая жена Либби были в Берхтесгадене, где расположились в гостинице «Берхтесгаденер Хоф». «Именно тогда я сделал предложение моей будущей жене. Они обнаружили наши имена в регистрационном журнале этой гостиницы».
Карлоу не ставили в известность, каким образом ЦРУ смогло установить эти две даты. Однако он удивился реакции управления безопасности ЦРУ, когда ценой огромных затрат времени и усилий он представил доказательства, свидетельствующие, что он не был в Восточном Берлине в указанные дни. Карлоу беседовал с Робертом Баннерманом, заместителем директора управления безопасности, которому предстояло заменить Шеффилда Эдвардса. Баннерман заявил: «Вы, должно быть, высококлассный шпион, так как очень хорошо документированы». Когда же к Карлоу еще не было документальных доказательств, а в его многочисленных анкетах, заполненных еще в давние годы, содержались незначительные неточности — все это воспринималось как свидетельство его вины. Какая-то невероятная «Ловушка-22».
12 марта Карлоу подготовил на имя Хелмса другую докладную записку. Его дело изучала уже новая группа ЦРУ, однако двое ее членов входили в штат Эдвардса. Поскольку последний «считал меня виновным», как же он мог обеспечить объективное расследование? «Я нахожусь дома в административном отпуске, — сообщал Карлоу Хелмсу, — но для моих друзей в ЦРУ мое «прикрытие» тает. Это дело тянется уже «слишком долго»[118]. Хелмс ответил краткой запиской, в которой предлагал Карлоу решать свои проблемы с Хьюстоном[119].
Тем не менее через три недели, 3 апреля, Карлоу сумел связаться по телефону с Хелмсом. Последний сделал секретную запись этой беседы и направил ее заместителю директора ЦРУ генерал-лейтенанту Маршаллу Картеру. Карлоу, по мнению Хелмса, чувствовал, что паутина, опутавшая его, базируется на косвенных уликах и ее очень трудно распутать и понять конкретный характер якобы совершенных им нарушений[120].