Женившись, Санька продолжал играть, объяснив жене, что по роду своей работы в одном из главных учреждений города ему приходится часто бывать в командировках. А так как «зарплату» он всегда приносил бешеную, откладывая из каждого выигрыша на «получку», то жену вообще не интересовали тонкости его «работы».
Козырь не боялся тюрьмы — умел выходить из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Но в тюрьму он все же попал, за... выигрыш.
Как-то раз, находясь во вполне респектабельной компании, где играли после застолья лишь в покер и преферанс, ну, может, изредка — во французскую «баккара», один из чиновников, лаканув чуть больше меры, принялся расписывать свое пролетарское прошлое, затем — развлечения простых рабочих, исподволь переходя к картам. И здесь во всеуслышание объявил, что ему нет равных на Украине, а может быть, и в России в «секу» — простую распространенную карточную игру. А надо сказать — «сека» была если не самой любимой, то уж наверняка глубокоуважаемой игрой Саньки — именно в ней оттачивались его выдержка, глазомер и ловкость рук. В нее он еще никогда не проигрывал, по крайней мере — по-крупному. В другое время — по трезвянке, Сашка, может быть, и не полез бы на рожон. Но, будучи также подшофе, обиделся за свой престиж и предложил сыграть с капиталистом тет-а-тет.
— Что же вы, пролетарий, можете поставить? — оценил чиновник презрительным взглядом его костюм — явно не от Славы Зайцева.
— Свой имидж! — прозвучал ответ. — И еще вот это! — на сукно стола шлепнулся кошелек с крупной суммой — очередной «получкой» для жены.
Развлечение было из ряда вон выходящим, и многие потянулись к карточному столу, забросив скучные светские разговоры.
Раздали карты. Санька, посмотрев свои, сбросил их — играли без прикупа. Чиновник снял первый банк. Перетасовал, раздал. Козырь, просмотрев, прошел. Противник добавил. Санька перекрыл последними деньгами из кошелька, открылся: тридцать одно. А у противника — три валета.
— Заберите свое лицо, хвастун, и отдайте мне ваши деньги! — чиновник презрительно сгреб со стола бумажки, бросив в лицо Сашки ненужный пустой кошелек. Сашка побелел и скрипнул зубами.
— Сыграем еще?
— У вас есть еще один имидж? — чиновник просто издевался над ним. Козырь снял с запястья золотые часы с браслетом — единственная прихоть, которую он позволил себе однажды с очень крупного «навара».
— На три предыдущих ставки?
Это означало — ему можно поставить в банк, один раз пройти и следующим ходом перекрыть.
— Принимается... — чиновник взглядом уже примерял часы к своей руке.
— Разрешите перетасовать? — Сашка протянул руку к колоде.
— Не доверяете? — противник уже откровенно насмешливо разглядывал «дилетанта». — Ну что ж. Бог в помощь!
Но когда увидел, как профессионально быстро зафыркала колода в его руке, слегка встревожился. Поздно! Сашке всего лишь раз нужно было подержаться за нее... Чиновник срезал, раздал. Сашка объявил.
— Прошел, не глядя!
Это означало — если противник глянет свои карты — он должен удвоить ставку. Глянул и удвоил.
— Второй раз — не глядя!
Лицо чиновника слегка покраснело. Но он так же молча поставил вдвойне и торжествующе улыбнулся — у него на руках туз, десятка и джокер — итого тридцать два. А этому дилетанту нельзя даже посмотреть свои карты, денег осталось — только чтобы открыться.
— Перекрываю остатком! Можете открыть свои карты! — предложил, улыбаясь, Козырь.
— Сопляк! Ты даже правил игры толком не знаешь! — вспыхнул «мастер». — Ну что ж, любуйся! — и с торжеством выложил свой набор.
— Еще не вечер! — Санька спокойно разложил на сукне три дамы.
— Повезло дураку! — фыркнул насмешливо чиновник... Больше он ни разу не выиграл. Проиграл все имеющиеся в наличии деньги, затем то, что лежало у него в сейфе — доверенное лицо смоталось домой, а под конец поставил на кон... свою жену.
— Вы соображаете, на ком хотите меня женить? — теперь уже пришел черед Сашки улыбнуться издевательски, смерив взглядом пятидесятишестилетнюю тушу чиновника. — Я ведь еще мальчик!
Трясущейся от бешенства и азарта рукой тот буквально вырвал из опустевшего бумажника фотографию и швырнул ее в банк. Козырь поднял, вгляделся и вздрогнул: с цветного фото на него смотрело юное, до жути красивое создание.