— Это что же, нас прям здесь разнесет на кусочки? — психанул Козырь, кося одним глазом на мину. — А ну, вылазь на дорогу и экспериментируй там, террорист хренов! — заорал он. Затем взглянул назад — передняя иномарка была уже метрах в семидесяти. Боковые стекла в ней опустились и из них высунулись автоматные стволы.
— А впрочем, — резонно рассудил Санька, — один хрен — разорвет нас твоей миной или расстреляют эти вон обезьяны... От руки своего все-таки смерть не такая противная. Давай, швыряй, только замедлитель поставь на десять секунд, не на пять — у тебя сейчас глаз косой, а механизм у часов нежный... — он увидел иномарку уже метрах в двадцати и заорал: — Да бросай ты быстрее, алкоголик несчастный, а то они из нас дуршлаги начнут делать!
— Сейчас! — Федя пыхтел у задней двери «рафика». — Замок... дверца... не открывается!
— А часы поставил?
— Угу!
— Так какого же ты рассусоливаешь? Выбей заднее стекло и швыряй!
— Жалко! Я за него на «толчке» двести «тонн» отвалил!
— Ах ты!.. — Санька не успел продолжить — плотный автоматный огонь «выдул» заднее стекло. Федя немедля вышвырнул через него мину.
Рвануло так, что подскочил задок «рафика». Иномарка после автоматного залпа приотстала, и это спасло ее. На секунды, не более. Скорость была такой, что водитель не сумел бы избежать вырытой взрывом большой ямы, если бы даже захотел. Машина на скорости нырнула в воронку. Полыхнул яркий факел взрыва. Следующая за ней вторая иномарка резко тормознула, свернула на обочину, чудом не перевернувшись, пронеслась по кювету и вновь выскочила на дорогу. Грохнула очередная мина. Это Федя, дабы не испытывать судьбу, следом за первой выбросил в освободившийся оконный проем и вторую. Иномарка резко замедлила ход и остановилась. Затем... развернувшись, на полных парах понеслась назад, в Николаевку.
— Федя, мы победили! — восторженно заорал Корзырь. — Видишь, они удирают?
— Вижу, не слепой, — Федя на заднем сиденье вытирал пот с лица, подставляя его свежей струе воздуха. — А вдруг они вертолет поехали для подкрепления вызывать? «Базуки» у меня, к сожалению, нет!
Приятели переглянулись и вдруг захохотали весело, облегченно, до колик. Нервы... В Донецк заезжали уже по-темному. А в Николаевке в это время баба Зина, перепрятав, наверное, в пятнадцатый раз привезенные Козырем три с лишним миллиона рублей — на потом, на похороны себе, — примеряла у мутноватого, треснувшего давно уже зеркала золотую цепочку с крестиком — все, что осталось от сокровищ Ивана Федоровича Гребова. Она улыбалась чему-то своему, а по щекам катились скупые старческие слезы. Чего — невысказанного счастья, благодарности или ностальгии по давным-давно прошедшей молодости? Этого никто никогда не узнает — бабушка не скажет.
Услышав звук подъехавшей машины, Гек выскочил на крыльцо.
— Вот это сюрприз! Вы что, ясновидящие? Я ведь только что в тридцатый раз звонил!
— Ну и как — ответили? — поинтересовался Козырь.
— Пока нет.
— Ты лучше вообще выбрось из головы этот номер, — посоветовал Федя, — а то там такие бяки могут ответить... В общем, мы там больше не живем.
— Что-то случилось? — спросила Женя.
— Не то слово! — Санька и Федя принялись здесь же, у крыльца, рассказывать про свои двухдневные приключения, умолчав, естественно, о ночном эротическом шоу. Но восхищаться «амазонками» никто не мешал, более того — встав в позу, Женя торжественным шепотом заявила, что все они — ее подруги.
— И Кира, и Лада? — принялся уточнять наивный Федя.
— Они — в первую очередь, — подтвердила Женя и спросила с подозрением: — А почему это вы их так выделяете?
Вконец смутившийся Федя начал лепетать что-то о заржавевшей футорке, но его выручил Козырь.
— Да потому что они там за главных у них — вот почему. Вы лучше скажите: место в этом доме найдется, чтобы выспаться почеловечески, или опять придется в машине кемарить?
— Найдется, — успокоил его Гек, — не наверху, так внизу обоснуетесь, у Паши. Отсыпайтесь, а завтра — снова в дорогу. Поедем в одно место. Красивое, говорят, но гадючье, так что нужно быть готовыми ко всему.
— А нам что, привыкать? — подмигнул ему Федя. — Покурим вот и пойдем в ваш плацкартный.
— Куда? — удивился Гек.
— Ну, верхние и нижние места в плацкарте бывают, не купейный же вагон у вас, тем более — не СВ, — засмеялся Федя. Остальные поддержали шутку.
— Женя, прочти что-нибудь на сон грядущий, — попросил Гек.
— Это стихотворение я придумала сегодня вечером, — сказала Женя, вглядываясь в ночное звездное небо, и начала декламировать:
Все сроки вышли, а тебя все нет, И ночью сон — не сон, а бред — не бред. — Ну отзовись! — молю ночами небо. — Ну передай хоть маленький привет! В виски набатом бьют колокола, Разлука между нами пролегла, Десяток лет, а для любви — столетье. Эх, если бы я столько ждать могла! Ни пламя догорающей свечи, Ни звезды уходящей в свет ночи Письма к тебе ни строчки не подскажут. Все, как живое — дышит, но молчит. Ну как в бумагу душу мне вложить — Избитых слов архив разворошить? Ведь словарей любви не существует, И мне самой судьбу свою вершить. Любовь в конверте, запертом на клей, Домчит к тебе созвездье Водолей. Поведала луне и небосводу: — Ты для меня всех краше и милей ! Боготворю любовью неземной, Кричу тебе: — Приди и будь со мной! ...Но, может быть, меня ты не услышишь За чьей-то заслонившей мир спиной?