— Ты что же, дед, хочешь сказать, что и с парашютом прыгал?
— А как же ж! — с готовностью подтвердил тот. — Шесть раз пикирнул!
Гек постучал пальцем по наполовину порожней бутылке «Амаретто» рядом с дедовым локтем.
— Слушай, дед Федя, ты бы завязывал с этим, а то у меня один знакомый был в Сибири, так до того допился, что из окна шестого этажа с тещиным зонтиком выпрыгнул. И пока летел до земли, был уверен, что над ним парашют.
— А после? — поинтересовался дед.
— Закопали после. Вместе с парашютом. Ни то ни другое не подлежало восстановению.
— У тебя, Генка, дерьмовая привычка усе хорошее обсмеивать, — обиделся дед. — А я на шо угодно спорить могу — прыгал! Было енто в Швеции, кады мы с Лизаветой уже трохи пожили там. Пошли мы раз с ей гулять у тамошний парк. Енто у нас разные там таблички понавешаны: «По газонам не ходить», «Траву не есть» и все такое прочее. А там ни фига — сидить, к примеру, парочка на травке посеред клумбы и ен ее запросто обслюнявливаеть у всех на виду — целуютца, значить. Идем мы, знаца, людей разглядуем, себя показуем — навроде зоопарка, вдруг глядь я — люди с высокой такой башни вниз головой кидаются. Пошли, говорю, Лизуха, сходим, возле водички постоим, а то солнце пригреваеть. А она смеется — озеро, грит, в другой стороне, а там воды нет. Как, грю, нет — видишь, нырцы с вышки сигають, значить, должна вода быть. Ну, она и потянула меня к ентой башне. А там как раз перерыв на десяток минут по каким-то ихним причинам. Я гляжу — внизу и впрямь воды нету. А Эльза меня уже к лифту ташшит. Енто, грит, испытание для мужиков и баб на храбрость. Щас испытаем — храбрый муж мне досталси али тряпка. А какой же дурак себя за половик признаеть? Ну, и полез я за ней в той лифт. Знай я, чего там, наверху, — признал бы себя не то шо за половик — за нестираный два месяца носок, не постеснялся бы! Заехали мы на том лифте на самый верх, гляжу — Эльзуха моя отслюнявливаеть из свово ридикуля пять тыщ долларов и дает тому амбалу, шо стоить возле площадки, откуль сигать вниз надо. Тот надевает на меня пояс, широкий такой и еще два ремня через плечи — навроде наших помочей, ну, подтяжек. А к поясу спецрезинка прицеплена в руку толщиной, а другим концом к кольцу на площадке. И показует мне ентот полудурок — давай, мол, сигай. Я подошел к краю площадки, глянул вниз — там до земли не мене часу лететь. Да ишо после об ее хрямснешься ежли — и хоронить нечего будет. Ну, я пояс тот отстегиваю и сую ему — не, мол, сам сигай, ежли такой дурень, може енто у вас один из способов самоубийства? А Лизавета подошла — прыгай, грит, я за тебя пять тыщ баксов выложила, неудобно — люди смеются. Глянул я — и правда, возле площадки толпа уже порядошная собралась, в меня пальцами тычут и по-своему: «О-о-о, русиш гут!» Ну, я Лизухе и сказани — пять тыщ — оно конешно, а вдруг — убьюсь? А она смеется, здесь, грит, при покупке билета автоматицки оформляется страховка на пять миллионов. Спасибочки, грю, так ты специально заплатила битому амбалу, шоб он меня за пять тыщ угрохал, а тебе — навар на пять лимонов? Тут она психанула, подошла и спихнула вниз меня — добро хош пояс успел пристегнуть. Сперва я и сердца свово не учуял — в глотке иде-то застряло, затем в пятки переехало, а потом резина та тянуться начала... Тянется, тянется, и вдруг — трах!
— Резина не выдержала? — ахнула Женя, закрыв глаза от страха.
— Желудок не выдержал, — смущенно признался дед Федя, — в войну в разведке того страху не было, как там.
— Ну, а потом что? — сквозь смех спросил Гек.
— Поболталси на той резинке, как дерьмо в проруби, потом они меня выташшили, тольки не на верхнюю площадку, а на среднюю — закрытую. Там душ, сменная одежда — все чин по чину — оказуется, в стоимость билета входить. Ну, я и понял, шо не с одним мной такое приключалось.
— И что же? — подначил его Гек.
— Обозлился на Лизуху я — жуть, за то, шо спихнула. Потому поднялси на лихте туды ж, наверх, заставил ее заплатить ишо пять штук и сиганул вниз сам. Поднялси ишо, и снова сиганул... После шестого разу она меня спрашивает — понравилось, што ли, шо распрыгался, как кузнечик? А шо — и понравилось — после кажного нырка такого десяток годков скидаешь. Но хто ж ей признается. Я, грю, буду сигать до тех пор, пока у тебя гроши в ридикули не скончаются. А она, зараза, заливается. Здесь, грит, с каждым дополнительным прыжком тыщу баксов скидають — за смелость, так сказать, так шо последний раз ты бесплатно сиганул. Ну, тут мне сразу неантиресно стало, пошли, грю, домой. Гляжу, а ентот амбал метется и тычет мне в рожу золотые часы и белькочет чегото. Ну, Лизуха перевела: оказуется, енто у них приз специальный был тому, кто больше всех сиганет с ентой башни. Последнее достижение было — четыре прыжка.