— Ты рассказывай, рассказывай, — успокоил его Михай, — а выводы предоставь сделать мне.
— Да чего это я разливаюсь тут перед вами соловьем? — психанул вдруг Иван. — Я-то вон про тебя знаю только то, что зовут тебя Михаем и что карманы у тебя набиты бабками, как швейцарский банк. А может, ты сам из тех Узбеков, уж больно кликуха у тебя мудреная!
Михай молча достал паспорт и подал Ивану. Олеся сделала то же самое. Иван быстро перелистал документы.
— Ну что, успокоился? — спросил Михай, забирая назад свой паспорт.
— А может... — вякнул было Иван, но Олеся перебила его: — Слушай, Михай, чего ты все доказываешь ему? Билеты на поезд у нас есть, поехали отсюда! А он пусть остается со своими проблемами — семейными и бытовыми. По крайней мере — это его родной город, и если ему безразлично, что в конце концов изнасилованной может оказаться дочь или сестра — это его личное дело. У нас, по-моему, своих проблем хватает через край, чтобы размениваться на чужие!
— Нехорошо говоришь, — Иван глянул на нее искоса. — Это проблемы общие!
— А раз общие — то какого же ты разводишь тут сопли насчет подосланных и прочих? — теперь уже разозлился Михай. — Был бы я каким-нибудь блатным — стал бы я останавливать компанию Узбека там, возле пивнушки? И на хрена бы ты мне нужен был, скажи, со своим похмельным синдромом?
— Резонно, — подумав, Иван остыл окончательно. — Извините, ребята, шахта, нервная работа...
В дверь квартиры забарабанили кулаком, Иван вскочил, схватил с пола одну из аммонитных шашек и стал запихивать в нее карандаш детонатора. Михай щелкнул замками «дипломата»...
— Ванька! — голос из-за двери был старушечий. — Ванька, ирод! Опять дрыхнешь небось, зенки залив! А хто мне чивилизер отремонтирует?
Иван облегченно перевел дух и, рассмеявшись, щелкнул замком на входной двери. В нее тотчас влетела маленькая сухонькая старушка и с ходу набросилась на Ивана, игнорируя присутствие Олеси и Михая.
— Ты чего же это, стрекозел, обещал починить его еще надысь, на неделе, а сам резину тянешь! Здеся предвыборные выступления послухать нужно, а не моего деда.
— А ты что, теть Зин, никак свою кандидатуру в законодательное собрание выдвинула? — Иван возился с задвижкой двери на лоджию.
— Та не-е! — смутилась бабуся. — Но страсть как интересно их обещания слухать. Вот так послухаешь-послухаешь, и кажется — ну совсем капелюсечку нам до коммунизма дотянуть осталось. И ежели те, что сидят там, в верхах, выполнят то, что обещали в предвыборных выступлениях, то у нас точно — будет коммунизм. А Библию придется сховать куда ни то подальше. Потому как засветятся у них нимбы над головой и на земле будеть явных святых аж тыщу. А то и боле!
— На, теть Зин, свой «ящик», — Иван громыхнул на край стола черно-белого изображения телевизор огромных размеров. — Починил я его три дня назад, но времени не было зайти сказать тебе. Понимаешь — то работа, то...
— Понимаю, понимаю, Ванечка! — запела бабка Зина, кося хитрым глазом на уставленный закусками стол, одновременно ухитряясь при этом разглядывать Олесю. Михая за столом она как бы не брала во внимание. — Это где ж ты, Ванюш, откопал такую красавицу, а? На что твоя Инка и рожей, и задницей удалась, а эта, пожалуй, переплюнет ее! — вынесла она свой приговор и замолчала выжидающе.
— Теть Зин, еще один такой вопрос, и коробку эту, — Иван ткнул пальцем в телевизор, — через два этажа попрешь сама. Это гости ко мне приехали, муж с женой. Из Венгрии! — хвастанул он.
— Ух ты ж! — искренне изумилась баба. — Это ж надо! Счас вон все умные люди тикают из Советов, а эти сами приперли в катавасию.
— Теть Зин, тебе помочь? Или мы уходим! — многообещающе вопросил Иван.
— Помочь, помочь, Ванюша! — засуетилась бабка, откуда-то из-под полы выхватила литровую банку с чистейшей жидкостью.