Я вздохнул, побросал чистые листы в папку, надел свой тулупчик и перчатки и побрел в дежурную часть. Дежурный в накинутой на плечи шинели кому-то уже докладывал о стрельбе, постовые, зашедшие в отделение погреться, весело балагурили, рассказывая друг другу старые анекдоты.
— Кирилл, водитель в машине. Сразу отзвонись с места, мне докладываться надо.
«Отзвонюсь, отзвонюсь», — зло подумал я. А чего я, собственно, дуюсь? Дежурный-то не виноват, что там в кого-то пальнули, у него своя работа — обеспечить мою доставку на происшествие и передать информацию руководству. А у меня, увы, своя. Но меня никто и не заставлял идти на работу в милицию. Неизвестно, где бы я сейчас был, если б шесть лет назад все-таки доучился в медицинском институте. Может, точно так же дежурил бы где-нибудь в больнице и бегал бы по вызову медсестры к какому-нибудь отдающему концы больному. Все время должен кто-то дежурить, к сожалению, без этого нельзя.
Уазик урчал, выплевывая в морозный воздух клубы белого пара. Я сел рядом с водителем, и машина тронулась.
— Вася, ты подробности знаешь?
— Да нет. Позвонил мужик, сказал, у дома гражданин лежит, за живот держится. Подошел, думал, плохо, а тот весь в крови. Стонет, говорит, застрелили.
— Ну, раз говорит, значит, ему еще не очень плохо. Может, пацаны баловались самострелами. Знаешь, видиков насмотрелись про полицейских и палят почем зря. Случайно попасть могли.
Водитель с ухмылкой посмотрел на меня. «Дворники» со скрипом счищали снег с лобового стекла. Вася не гнал машину — опасно, снегопад.
Но, тем не менее, мы прибыли раньше «скорой помощи». Возле девятиэтажного дома-корабля на протоптанной дорожке стоял мужчина, размахивая руками и таким образом давая нам знать, что вызов не ложный. Уазик плавно тормознул у крайнего подъезда.
Мы вышли из машины и направились к потерпевшему. Тот лежал на боку, поджав ноги к груди, и тихо стонал. Самое интересное, что был он без верхней одежды и в домашних тапочках. Я нагнулся и руками распрямил его ноги. Как врач, я сразу понял, что самострелом там и не пахло. Даже пистолетом. Как минимум заряд картечи из охотничьего ружья. Удивительнее всего, что при таком ранении парень не умер сразу, а был еще в сознании. Он уже не стонал, а хрипел, выплевывая изо рта кровавую пену на снег.
Что должен сделать сотрудник милиции, прибывший на место происшествия? Оказать первую помощь потерпевшему. Поэтому я быстро раскрыл свою папку, извлек из нее чистый лист, сунул парню авторучку и произнес:
— Подписывай! Я потом запишу все, что нужно. Давай, быстро!
Парень на секунду смолк, взглянул на меня водянистыми глазами, в которых застыло удивление, взял окровавленными пальцами ручку и вывел внизу листа свою подпись, после чего снова захрипел. Я спрятал лист в папку, положил ее на снег и позвал водителя, который в это время беседовал с вызвавшими милицию гражданами.
— Вася, помоги, давай его в подъезд, там тепло.
Мы осторожно подняли его, хотя, конечно, с таким ранением делать этого нельзя, и перенесли в подъезд.
Подъехала «скорая». Выбежала врач в полушубке и с чемоданчиком в руке. Я раскрыл перед ней дверь, сам оставшись на улице. Выжимать что-либо из потерпевшего было бесполезно. Он уже был без сознания. Гуманная природа облегчила его страдания, выключив все рефлексы, кроме поддерживающих жизнь. Я подошел к уазику, подозвал мужичка и расспросил его, как все получилось.
Ничего хорошего он мне не рассказал. Минут пятнадцать назад он возвращался домой от метро. Проходя мимо дома, он услышал стон и увидел мужчину, который только и смог, что сказать: «Застрелили, гады!» — и, кажется, что-то еще насчет того, что «абзац пришел». После этого гражданин вызвал из телефона-автомата милицию и «скорую». Вот, собственно, и все. Не густо. Я записал данные мужика и попросил подождать, пока напишу протокол. Из подъезда санитар и водитель вынесли на носилках парня и стали загружать в машину. Я подошел к врачу и вопросительно посмотрел на нее.
— Час, не больше, — как бы прочитав мои мысли, произнесла она.
— Куда его?
— В Институт скорой помощи.
— Телефонограмму отправьте.