Женщина прислушалась к телевизору.
«Ладно, ухожу, ухожу», — подумал я, поняв, что соседку больше интересует содержимое черного ящика. Вот так. Всю жизнь на глазах, а застрелили, и дела нет. Я сам, конечно, не идеал, но если бы моего соседа грохнули, то хотя бы из приличия да поинтересовался о его здоровье.
— Извините, всего доброго, спасибо.
— Да ничего, не за что.
Я вышел на лестницу и выглянул в окно на площадке. Мужик, вызвавший милицию, все еще стоял, приплясывая на морозе. Ах, точно, я ведь попросил его подождать. Интересно, кто он? Другой бы плюнул давно и пошел домой. Я спустился вниз и подошел к нему.
— Ну что, есть что интересное? Нашли, откуда он? — спросил тот, завидев меня.
— Нашел, но ничего интересного нет.
— Вы знаете, я сейчас вспомнил. Я когда к дому подходил, от него иномарка отъехала, кажется, «Опель» серебристый, я разбираюсь немного. Она еще в сугробе, вон там на углу, буксовала, потом вылезла и укатила. Может, она к делу отношение имеет?
— Может. А в машине никого не заметили?
— Нет, темно сейчас, да я и внимания не обращал, «иномарок» сейчас много.
— И примет машины не помните? Мужчина виновато пожал плечами.
— Спасибо за информацию, идите домой, если что, вас вызовут.
Мужчина поднял воротник и засеменил прочь от дома.
Я на секунду задумался, потом догнал его и спросил:
— Простите, а кем вы работаете?
— Я еще никем не работаю, только что освободился, сидел по сто второй…
ГЛАВА 2
Я вернулся в отделение. В дежурку уже поступила телефонограмма из Института скорой помощи. Комаров скончался, не приходя в сознание. По предварительному диагнозу — огнестрельное ранение, поражение кишечника, печени, желудка и других органов. Убийство. Если информацию уже передали в Главк, поднимется кипеж. Хотя, может, и не поднимется. Убийство сейчас не редкость, по несколько на дню. Года четыре назад тут бы уже все на ушах стояли, а сейчас — ничего. Дежурный пальцы греет о батарею, помдеж книжку читает. Сейчас заштампуют телефонограмму, и будет она все выходные в книге происшествий лежать до прихода опера, который еще дней через десять отправит ее в прокуратуру для возбуждения уголовного дела. На этом розыск преступников закончится. Но не я эту систему выдумал, не мне ее и менять. Раз такое положение вещей существует, стало быть, оно всех устраивает. Всех, кроме, может быть, потерпевших. Я не имею в виду сегодняшний конкретный случай. Комарову уже ничего не надо. Похоронят за госсчет, квартиру разворуют, если родственников не сыщется, и на этом поставят точку. Был ты, а теперь — нет.
Я вздохнул и отправился к себе в кабинет.
Выходные пролетели незаметно. Два дня я просидел дома, читая детективы, греясь у самодельного камина и слушая «Европу-плюс». Выходить на улицу в такой мороз чертовски не хотелось. Слава Богу, меня туда никто и не тащил. Со службы не звонили и выполнять долг не приглашали.
В субботу я позвонил Вике, одной моей хорошей знакомой, но ее не было — возможно, уехала за город покататься на лыжах с Бинго. Бинго — это ее ньюфаундленд, а совсем не хахаль. Хахаль у нее я, но я на лыжах катаюсь не очень, так же как и на коньках.
Утром в понедельник я сидел на сходке у Мухомора (подпольная кличка моего шефа) и слушал информацию за прошедшие выходные. Работа в уголовном розыске, с отделения и до Министерства, начиналась каждый день одинаково — с утренней сходки. Здесь, помимо рабочих вопросов, обсуждались и житейские — у кого что случилось, кто сколько выпил и кто только собирается. Опера, как правило, с грустными минами, слушали нотации руководства, реже похвалы, а еще реже предложения отдохнуть или сходить в ресторан.
Я скучающе сидел на стуле среди пятерых коллег по оружию и слушал сводку.
— Кирилл, — обратился ко мне Мухомор, — я огнестрельное тебе отписал, Филиппов заболел, что-то с горлом. Ты, собственно, и выезжал, объяснять ничего не надо.
«Весело, — подумал я, — у Женьки горлышко, видишь ли, заболело, а я его убийство раскрывать должен. Я ему после сходки позвоню, устрою разгон. У меня тоже горло болит».
Но с Мухомором спорить не имело смысла, только лишний раз выслушивать лекцию про низкую раскрываемость.
— Там выходы есть какие-нибудь?
— Не знаю, как насчет выходов, но вход там хороший, в полживота.
— Все остришь? Доостришься. Конец года, а ты со всеми долгами рассчитался? Дела оперучета все завел? Смотри, чтобы как в прошлом году не было, из-за тебя одного все отделение вздрючили.